А мы вот.
По площади стройной здравницей заплескалось:
— Смерти, смерти…
Нас моментально скрутили и в мгновение ока доставили на свое место. То есть к помосту. Не мешкая ни секунды, мы оказались привязанными к столбам. Мустафа, на удивление, спокойно огляделся и спросил?
— Странник? Давай, делай что?нибудь! Ты же учился! А! Зин, скажи ему!
— Он что?нибудь придумает. Верь ему.
Хорошее дело. Придумай и все. А если ничего не придумывается. Такое впечатление, что закупорили сургучом бутылку с джином. Джин — это я. Бутылка… — тоже я. Знаю, что могу. Но… хоть убейте, не могу.
Палач приблизился. Поднял топор. Сделал несколько пробных замахов у моей шеи, развернулся и… острие, сверкая в свете луны понеслось навстречу…
И тут я раскупорился. Топор отлетел в сторону, палач в другую…
Как бы не так. Милое дело фантазировать о несбыточном. Никто не схватит за руку и не скажет, это не твое, не тронь.
Я уже чувствовал холод металла на шее, уже захлебывался густой кровью и просил прощения у товарищей за втягивание их в это страшное дело.
Но проходило мгновение, второе и… ничего. Я оставался жить. Пока жив!
Раскрыв глаза, я увидел неповторимую картину. В партере, я имею ввиду площадку для руководства, восседала собственной персоной, у меня все упало, незабвенная Клавка.
— С днем рождения тебя! Поют все! Приказываю!
И вся толпа, тысячи глоток подхватило:
— С днем рождения тебя, с днем рождения тебя…
— Это правда?- чуть заикающийся голос возвестил, что Мустафа еще жив.
Я промолчал. Хотя сегодня действительно мой день рождения. Немного странный, но все же…
— Заткнуть пасти всем!- Клавка, вся в порче и золоте, всколыхнулась с места и, поддерживаемая несколькими теками, направилась к эшафоту.
— Это та самая? — поинтересовалась Зинаида.
— Угу.
— Знаешь, Странник, я тебе не завидую.
Преодоление пяти ступенек стало для Клавдии своеобразным рекордом. Когда только ее успело разнести? Довольная, лучезарная улыбка не сползала с ее лица. Как же! Попался, родименький. Черт. Знал бы, сам на мечи полез. Но поздно махать руками. Головой надо думать. Головой! А с ней что?то не в порядке. Дубовая пробка.
— Фу!- выдохнула Клавдия застоявшийся воздух, — Стул мне и стопку водки.
Пока теки суетливо метались в поисках того и другого, Клавка не спеша обмахивалась веером и наблюдала за мной.
Стул поставлен, рюмашка лихо опрокинута, наступает время беседы.
— А я уж думала, родименький, что никогда не увижу тебя. Так я убивалась, так горевала. Даже пришлось городишки твои наследные с горя захватить, да этих придурков уму разуму научить. Теперь, как шелковые. А ну, засранцы, брысь на двадцать шагов от меня.
Теки, толкаясь и ругаясь пустились наутек.
— Видишь, как уважают. А может бояться. Кто их разберет. Но любят меня без памяти. Не то что ты, отступник.
Я молчал. А что говорить? Дело теперь ясное.
— Тут всех вопросик мучает, — Клавка облизала пухлые губы, сморкнулась на помост и вытерлась рукавом, — Куда ты из особнячка своего смылся? Где скрывался? И этих, — кивок в сторону Зинаиды и Мустафы, — Где подобрал? А, впрочем, мне неинтересно. Все равно всех в расход пущу.
Ситуация, прямо скажу, дрянь. Мало того, что сам помру, так еще за собой двоих потяну. Дерьмо дело. А выкручиваться все равно надо. Но как?
— О чем задумался, родименький?- Клавке уже притащили третью стопку и она слегка повеселела, — Думаешь как вычислила тебя? Большого ума не надо. На меня большие силы работают. А мож надумал помириться со мной? Так я отходчива, соглашусь!
— Какие гарантии?
— Не, бабоньки, только послушайте?- Клавдия затряслась от смеха, — Диссидент нашелся. Какие гарантии, милок? Забудь! Всенародное венчание, свадьба до упаду и кровать навечно. Принимай, Василий, а то передумаю.
Эх, не пришиб я тебя раньше. За то и страдаю.
— Просьба у меня одна имеется.
— Валяй, милок, выкладывай, а мне ребята еще стопочку.
— Можно ли вот этому парню, — я кивнул на Мустафу, — Руки на минутку развязать?
— Заботливый, ты мой. Эй, сявки, развяжите лысому веревки.
Несколько теков бросились выполнять приказ новоиспеченной Королевы.
— Мустафа, просьба к тебе имеется. Блокнотик при тебе, или посеял?
Ангел внимательно глядя на меня, достал из штанов записную книжку.
— Покопайся, посмотри там, нет ли чего подобающего по случаю. И зачитай. Только громко. Будь другом.
И зачитай. Только громко. Будь другом.
Мустафа проглотил слюну, раскрыл книжку и долго листал ее. Клавка с интересом наблюдала за нами. Наконец, хранитель нашел нужное место.
— Читать?
— Читай.
— Об этом?
— Именно.
— Думаю, ты знаешь, что просишь, — Мустафа набрал полные легкие и принялся с силой выкидывать в толпу слова из записной книжки, — Ах, ты стерва недоношенная, баба деревенская, а у тебя…
И так далее, и тому подобное. Две странички убористым почерком. Лучшие этнические выражения со всего мира. Я даже и не знал, насколько велик и могуч земной язык.
А теперь представьте — гробовая, нарушаемая только Мустафой, тишина, слабые попытки Клавки выдавить из себя хоть слово, тысячи распахнутых ртов?пастей теков, которые впервые приобщались к великой литературе.
И грянула буря…
Клавка наконец справилась с замешательством и завизжала так, что заложило уши: