Где?то вдалеке послышалось вязкое — Бум?м.
— Ишь, ты, не терпится, аборигенам. Куда попер. Посмотри на себя!
Действительно. Вид у меня не то чтоб неприличный, так, словно с недельного перепоя. Раздет, разут, грязен как черт.
— Щас мы все организуем. А ребята подождут. И так уже полчаса на улице ушиваются. Погуляют еще полчасика.
— А ежели штурмом надумают?- между прочим поинтересовался я, следуя за Мустафой в (даже не знаю как толчок обозвать?) умывальню.
— Штурмом?- ангел засмеялся, — А стены под пятьсот вольт не хочешь? Да и не дураки они. Сам посуди. Вчера крепости и в помине не существовало. А сегодня — раз, и стоит. Что нормальные люди подумают?
— Колдовство?
— Верно, Василий. А какой придурок попрет на колдуна? Никакой. Так что не беспокойся. Приведешь себя в порядок и примешь людишек. Обо стальном я сам позабочусь.
Кот в сапогах. Золотая рыбка. Эк как его разнесло с заботою. Где только раньше пропадал, когда я в колхозе загибался?
Мустафа толчками загнал меня в умывальню и пинком отправил прямиком в бассейн.
Я выскочил оттуда через мгновение.
— Холодная!…
Мустафа склонился над чащей, потрогал водичку, пробормотал что?то насчет алкашей -сантехников и с радостной улыбкой обратился ко мне.
— Котел не работает, но обмыться надо. Надо, Вася, надо.
Не слушая ангела, я сполоснул лицо и прополоскал рот.
— Вот когда горячую воду пустишь, буду плескаться. А так, лучше в озере. Одежда есть?
Что меня всегда удивляло в фантастике, это то, что герой должен честным трудом и героическими подвигами зарабатывать звание героя. Там и сражения, и интриги. А у меня? Это же благодать. Ангел под боком, что захочу, все исполнит.
Открыв широкую дверь дубового шкафа, я оказался свален на пол вывалившимся бельем. Кое?как выкарабкавшись наружу, я, под неусыпным наблюдением ангела, стал разбираться.
Мустафа постарался и здесь. Разгребая кучу, я натыкался на всевозможные наряды. От набедренной повязки индейцев, до тулупа эскимосов. В самом низу были рассыпаны сотня пар носков. Причем недели три не стираных.
— Что уставился. Это все твои мысли, — Мустафе было наплевать на мой укоризненный взгляд, — Все из тебя вычерпал.
В конце концов я натянул на себя более менее свежее исподнее времен второй мировой войны, а сверху черный с капюшоном плащ. У которого на спине зияла дырка от утюга.
— Ну как? — поинтересовался я у Мустафы.
Хранитель отошел шага на два, прижмурил глаз и тщательно изучил стоящего перед ним человека, то есть меня.
— Ну… неплохо. Я бы сказал, даже символично. И как бы это выразиться… гипотетично.
Я вздохнул. И больше ничего.
— Где ходоков принимать будем?
— Известно где! В тронном зале. Я все приготовил. Только, будь любезен, накинь коронку.
На корону я не подписывался.
— Да не подписывался я на корону.
— Да ты только посмотри, красота какая. Пока ты дрых без задних ног, я по окрестностям прошвырнулся. Подхожу к озеру. Лежит. Черепаха. Как у вас на Земле. Черепаха Гена…
— Тортилла, — поправил я.
-… Ну да, Тортилла. Хотел я ее булыжником по башке, да в суп. И что ты думаешь, а?
— Она заговорила человеческим голосом, — ох устал я от Мустафы. Ох не могу.
— Откуда знаешь?- ангел воззрился на меня, но тут же забыл о собственном удивлении, — Ну да ладно. Говорит, отпусти меня. А я ей — ни хрена. Минут десять припирались. А потом вот, корону из воды вытащила. Откупилась, значит. Одевай. Вещь ценная, почти что музейная редкость.
Наверняка про все врет. Даже не покраснеет. Собственно ангелы и не умеют краснеть. Сколько я Мустафу знаю, всегда одного цвета. И не переделается. Как ходил в балахоне, так и остался. Наверно им так положено. По уставу.
Об этом я размышлял, глядя на колыхающуюся спину ангела?хранителя. Во общем то неплохой он парень. Заботиться. Старается.
— Мустафа. А что мне сделать нужно, ежели я вдруг захочу благодарность тебе записать? В личную карточку.
— Ты лучше думай что говорить гостям станешь, а лучшая благодарность — возвращение домой. Мне ничего не надо, — кристальной души ангел. Домой ему захотелось. Опять карты, разврат, а мне говно за коровами таскать? Хрен ему.
Тронный зал. Двадцать на двадцать, увешанный коврами и оружием, на окнах какие?то полосато?решетчатые занавески, (Мустафа обозвал их жалюзями), у одной из стен обыкновенное домашнее кресло с полу стертыми боковинами.
— Да не виноват я, что ты ни разу в жизни нормального трона не видел. Садись уж.
— А что мне говорить?- я плюхнулся в кресло оказавшееся на удивление уютным и мягким.
Мустафа поправил на мне одежду, и не спрашивая во второй раз разрешения, нахлобучил на макушку корону.
— Что говорить, придумаешь. Главное делай вид, что крутой. И губу подальше оттопыривай. Пойду гляну, кто пожаловал.
Главное делай вид, что крутой. И губу подальше оттопыривай. Пойду гляну, кто пожаловал. Жди.
И исчез.
Я поерзал немного в кресле, устраиваясь поудобнее, подумал о том, что значит делать крутой вид и, так ничего путного не сообразив, принялся ждать посланцев неизведанных королевств. Как учил друг Мустафа — с нахмуренными бровями и оттопыренной нижней губой.
Корона слегка давила на череп, я взялся за выступающие рожки и насадил ее поудобнее.