— Пусть скитается, — ответила она, глядя в будущее и ничего не видя в серой пелене. — Долго. Очень долго. И даже вернувшись на родину, пусть не найдет счастья.
— Хорошо. Аякс Малый — что мы сделаем с ним?
— Пускай погибнет в море, богохульствуя. От руки богов.
— Пускай. Но вначале он схватит тебя за волосы, отрывая от алтаря. Кстати, тебя мы тоже убьем. И довольно скоро. Хочешь сперва испытать насилие? Чтобы пророчество оказалось верным даже в мелочах?!
— Аэд, я боюсь…
— Не бойся. Для тебя все позади. Но не для меня. Я понесу правоту Кассандры дальше, оставив за спиной счастливую Трою, и спустя века люди скажут: да, было именно так. Ты победишь, Кассандра. Несчастная, ты победила уже сегодня. Просто ты еще не знаешь всей правды. Отдыхай. Я поделюсь с тобой плащом. Здесь сыро, ты можешь простудиться. К сожалению, ни один пророк в мире не предскажет: вот, нищий бродяга через минуту уступит свой плащ бедной женщине. Пророки слепы. В их слепоте кишит смерть и пылает огонь. Увлекательное, достоверное зрелище! Ловушка. Западня для глупцов, стремящихся всякий день жить завтра. Кассандра была последней, кому не верили. А жаль…
Море тянулось к двум людям на берегу, мечтая согреться.
— Спи, Кассандра. Все хорошо.
— Это правда?
— Это правда.
* * *
Солнечные зайчики играли в расшибалочку, едва не опрокидывая столы и скамьи. Зайчикам было смешно. В разгар дня слушать про ночь и костры… Люди все-таки безнадежные, пустые существа. Дунь любому в ухо — загудит, словно в кувшине: бу-у-у! А что «бу-у», зачем «бу-у», и к какому столбу его прислонить — неизвестно.
Профессор снял мантию, аккуратно сложил и повесил на край кафедры.
— Доктор Цепеш в библиотеке, — сказал он, надевая шляпу из тончайшего кастора.
— Его там нет, — машинально ответил Сьлядек. — Я смотрел.
И испугался: не обидел ли он слепого этим словом: «смотрел»?
— Его там не было. А сейчас есть. Зашел взять «Трактат о глоссах» Диего Ортиса.
А сейчас есть. Зашел взять «Трактат о глоссах» Диего Ортиса. Если ты поспешишь, застанешь доктора в читальном зале.
Петер Сьлядек встал.
— Извините, — невпопад брякнул лютнист и быстро поправился. — Я хотел сказать: спасибо…
Но профессор уже забыл о своем единственном слушателе. Оправив кружевной воротник сюртука, он подошел к окну, двигаясь слишком уверенно для незрячего; впрочем, Петера это взволновало не слишком. Бродяга внезапно задумался о том, что окна всегда были одинаковы. Хоть сейчас, хоть тыщу лет назад, здесь, в Каваррене или в чертовой Трое, о какой рассказывал слепец. Одинаковы в коренном, главном смысле, плохо выразимом словами. Менялись рамы и подоконники, натягивался бычий пузырь, промасленная бумага, или вставлялось стекло, но окна по-прежнему впускали в дом свет и свежий воздух, позволяя видеть и дышать. Наверное, люди за окнами тоже оставались такими, какими были всегда, меняя лишь одежду и манеры, словно змеи — кожу. Странная мысль явилась и исчезла, оставив по себе неприятное чувство усталости.
Будто не думал, а пни корчевал.
Спина профессора у окна была сутулой и печальной. Там, снаружи, почти не слышимый отсюда, бесновался пророк, забравшись на чужой постамент, — тот же самый алгебраист-эсхатолог или новый, Петер не знал.
— Зачем ты так кричишь, дурачок? — одними губами шепнул слепой. — Я тебя чудесно слышу. Господи, почему вы все время кричите?.. Думаете докричаться до завтрашнего дня? Глупые, безглазые… Не боитесь, что я однажды прозрею?
Стараясь не шуметь, Петер быстро оставил аудиторию и свихнувшегося от большой мудрости слепца.
Доктора Цепеша он действительно нашел в библиотеке. Следующие три дня были заполнены музыкой: они записывали «Дунай…», выстраивали будущее пятиголосье мотета, изучали канционал Франуса, где уже делалось трехголосное изложение народной песни с «cantus firmus» в теноре, и до глубокой ночи сидели в «Золотом горшке», отдыхая от трудов. В таверне, слушая разговоры буршей, Сьлядек узнал много нового. Дуэль тайного экспедитора и студента Бальтазара не состоялась по причине отъезда экспедитора в неизвестном направлении. Войска Карла Перронского освободили Шонвальд, разгромив наемников де ла Марка; сам негодяй-командир был убит каким-то шотландским стрелком. Булочница Фрида родила девочку, толстую и горластую, видимо, мало пострадав от бесплодного обрезуна, а крестьяне, распродавшие имущество в ожидании конца света, избили лопатами пастора Штифеля и теперь искали логарифмиста Непера с той же благородной целью.
Встретился бродяге и давешний авраамит: скорбен, безутешен, он громогласно проклинал своего Мошиаха, вдруг принявшего в Стамбуле ислам. Разочарование шло в обнимку с несчастным, бурча под нос: «И таки нет Бога кроме Аллаха, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…»
Перед отъездом Петер столкнулся у калитки со слепым профессором.
— Всего доброго, — попрощался лютнист. — Храни вас Господь!
— Сыграй для меня, — ответил слепой.
И Сьлядеку почудилось, что вокруг них никого нет. Ни единого человека во всем городе или даже на всем белом свете. Только двое: слепец и бродяга. А может быть, один: слепец-бродяга. Безумие получалось таким сокрушающе-ярким, что лютнист зажмурился. Там, в темноте, ласковой и уютной, продолжал звучать низкий голос профессора, похожий на рокот струн виолона: