Даже в том селе, куда они прилетели на вертолете с местным авторитетом, о нем слышали. И к его прилету отнеслись как к явлению святого чудотворца. После страшной ночи, когда они спасали ребенка в чреве молодой матери, авторитет, поутоваривав задержаться для отдыха, дал им лошадь с телегой, чтобы они запаслись в магазине продуктами. И по пути в магазин его уже ждал народ. Некоторые подходили просто безо всякой особой нужды. Говорили: «Дай, Дедушко, до тебя дотронуться, я в город собрался, вдруг меня там хворь какая прихватит или злые люди обчистят». И Дед улыбался и отвечал: «Поезжай, Данила, с легким сердцем, никакого зла с тобой не приключится». И все были уверены, что так будет.
В этот раз никакие продукты Деду были уже не нужны, он-то знал, что живет последний день, но для Саввы хотел отовариться. И оставить ему в подарок килограмм конфет. Они и прежде ели эти конфеты изредка по одной, и оттого простенькие карамельки казались невероятно вкусными. И названия у них были необычайные: «Клубника со сливками», «Грушевый аромат», «Обсыпка бухарская». Никакие торты, пирожные и шоколадки, которые Савва попробовал позже, не могли сравниться с теми дедовыми конфетами.
Свою жизнь с Дедом Савва вспоминал так, как обычно вспоминают детство: счастливая пора, когда все вокруг кажется новым и неизведанным, когда каждый день сам в себе находишь новые, совершенно неведомые возможности и вдруг начинаешь видеть то, чего раньше не только не видел, но о существовании чего даже не догадывался.
Если это можно считать детством, то у Саввы оно было счастливым. Он жил, не подозревая о том, сколько в большом мире зла и как несовершенны люди.
Те люди, которые приходили к Деду, хотя и не являлись в полном смысле идеальными людьми, были значительно лучше среднестатистических, ведь уже в течение многих лет он понемногу да выправлял кое-что в каждом: у кого слегка урезал вспыльчивость, у кого добавлял добродушия, у третьего чуть-чуть повышал работоспособность. Потому-то, наверное, селения, что были в округе, чуть не объявили каким-то этнографическим заповедником; ученые усмотрели в них остатки настоящего сибирского уклада.
* * *
Живя рядом с Дедом, Савва ни разу не видел по-настоящему плохого человека. И лишь последний день поднес им такого. Тогда Савва и стал свидетелем того, как Дед работает.
Они приближались к магазину. Молодая кобылка по кличке Медаль везла их телегу неспешно, и Дед не погонял ее. Тем более, что с каждым пройденным метром он все больше хмурился.
— Что-то случилось? — спросил его Савва.
— Геологи пришли, — ответил Дед.
— Откуда? — удивился Савва.
— Вон у речки и вездеход их стоит, — усмехнулся Дед.
Действительно, у реки виднелась небольшая черная точка. Приглядевшись, Савва понял, что это действительно какая-то машина. Было удивительно, как старик смог заметить его с такого расстояния.
— Так вокруг же сияние, — пояснил Дед. Сиянием он называл поле излучения. — Видишь, светится пунцовым, отдающим в коричневый. Разные люди на нем приехали, не все хорошие.
Савва плотно зажмурился, расслабился, потом сосредоточился и внезапно распахнул глаза. Так смотреть его учил Дед. Все вокруг изменилось. Вокруг каждого существа, даже незаметной былинки, вокруг любого предмета витало прозрачное, но ясно видимое облако, как будто каждый предмет находился внутри некой сферы, образованной светом, исходившим от него самого. Таким было все: и деревья, и травы, и даже комья сухой земли на дороге. Теперь вездеход у реки стал виден гораздо яснее. Он попросту бросался в глаза, настолько цвет окружавшей его сферы контрастировал со всем окружающим, светившимся в основном разными оттенками серебристо-голубого.
— Теперь видишь? — спросил Дед.
— Вижу, — кивнул Савва,
Он проморгался, и свечение исчезло.
Тем временем они подъехали к магазину. На крыльце сидел высокий рыжий парень с кривым носом, видимо, сломанным в драке. Дед как ни в чем не бывало остановил Медаль, слез с телеги, и они вместе с Саввой направились к магазину. Парень уже изрядно выпил и сидел, свирепо разглядывая все вокруг. Он был из тех, кто во хмелю становится буен и лезет в драку,
— Здравствуйте, — мирно поздоровался с ним Дед, потому как в селе было принято здороваться с каждым.
— Здравствуй, здравствуй, — хмуро пробормотал в ответ парень и уже в спину добавил: — Старый пердун.
Савва зажмурился и резко открыл глаза. Поле у парня было грязно-оранжевым, с элементами землисто-коричневого, переходящего в зеленый. Он испускал редкую агрессию, помноженную на ненависть ко всему окружающему миру. Было видно, что он только ищет повод для того, чтобы перейти к агрессии физической.
Савва с Антонием зашли в магазин. Выбор был небольшой, но им и не нужно было деликатесов. Пять бутылок постного масла, мешок муки, несколько килограммов сахара.
— Набираешь, мешочник! — раздался сзади злой голос. — Спекулянт проклятый!
Дед, не обращая внимания на окрик, продолжал спокойно разговаривать с продавщицей, которую впервые когда-то увидел еще в колыбели и вылечил от грыжи и родимчика.
Выбор был небольшой, но им и не нужно было деликатесов. Пять бутылок постного масла, мешок муки, несколько килограммов сахара.
— Набираешь, мешочник! — раздался сзади злой голос. — Спекулянт проклятый!