— Я от Ржавого, — сказал Савва. — Нужно узнать кое-что.
— Ха, — хмыкнул мужичонка. — Чтой-то сомнительно, чтобы ты был от самого Ржавого. Я с ним рядом на нарах лежу, он мне про тебя не сказывал.
— А может, сказывал? Я Савва Морозов.
Что-то неуловимо изменилось в глазах мужика, но он продолжал валять ваньку:
— Не-е… А что ты за птица такая, чтобы о тебе песни петь? — А сам присматривался к Савве, было видно, что о всяких чудесах наслышан.
— Птица я простая, воробей, — ответил Савва. — Потому и пройду туда, куда голубь не пролезет. Ладно, дело у меня к Ржавому есть, и притом срочное.
— Ну, срочное! — развел руками мужик. — Я пока смену закончу, пока поднимусь наверх, это когда еще будет! Тебе как срочно-то надо?
— Прямо сейчас, — сказал Савва. — Паренька я тут одного ищу. Певцов Петька, взяли со снежком, который сами же и подбросили. Вот опасаюсь я, как бы не случилось с ним чего. Хорошо бы Ржавый зэкам по камерам маляву послал, чтоб не трогали Певцова, если что.
— Ну ты, парень, везунчик, как я посмотрю, — мужик ударил себя в костистую грудь, на которой мешком болталась синяя майка. — Ржавый тебе тут как тут, а еще он у тебя, оказывается, на посылках. Будет под твою диктовку маляву строчить. Складно говоришь!
— Певцов мой племянник, — ответил Савва. — Похоже, его до суда доводить не хотят.
Он внимательно посмотрел мужику в глаза:
— Скажи, ты видел Петю Певцова? Мужик молчал, глаза его закрылись, как будто он начал засыпать на ногах.
— Ты видел Петра Певцова? — медленно повторил Савва.
— Видал, — сказал мужик механически, как искусно сделанная кукла. — В нашей камере он. И передачка была, что, мол, беда с ним может приключиться: его опустят, а он с горя-то и повесится. Да только Ржавый все тянет.
— Так и Ржавый у вас?
— У нас, — все так же безжизненно ответил мужик.
— Надо мне с ним увидеться, — сказал Савва. — Объяснишь, как пройти?
— Объясню, — кивнул мужик и стал чертить прямо на большой разделочной доске острием ножа — вот это кухня, отсюда пройдешь к лестнице и поднимешься на четвертый этаж. Вот план этажа…
* * *
Когда Савва исчез, Фрол встряхнул головой, сбрасывая остатки внезапно навалившегося сна. Надо же заснуть посреди дня, сон даже какой-то привиделся, будто стоял тут странный мужик в очках и в какой-то старомодной черной шляпе… Бывает же такое… Фрол только пожал плечами и в тот же миг совершенно забыл об этом. Только через некоторое время, повернувшись за разделочной доской, он заметил, что она вся исцарапана какими-то линиями.
— Во, собаки, — покачал головой любивший порядок Фрол и выругался.
— Во, собаки, — покачал головой любивший порядок Фрол и выругался. — Сами же едите, так обязательно насрать!
И он соскреб верхний слой с видавшей виды доски.
— Портреты, что ли, рисовали — вот фантазия! — хмыкнул он, а в следующий миг забыл и про доску.
Савва тем временем уверенно шел по лабиринту коридоров, переходов и лестниц. Никто бы никогда не поверил, что он в «Крестах» впервые, тут и видавшие виды не всегда могли легко найти дорогу из пункта А в пункт Б, а уж новичку заблудиться ничего не стоило. Но он отчетливо помнил план, начерченный на разделочной доске, и без труда шел но направлению к нужной камере.
Шел он неторопливо, ровным шагом, без суеты, стараясь сделаться совершенно прозрачным для чужих энергетических волн. Они не отражались от него, и поэтому Савва, будучи видимым, стал совершенно незаметным. Опасность для него представляли только бездушные телекамеры. Тут-то и выручала степенность походки. Наблюдавшие видели, что человек в шляпе движется спокойно и уверенно, что встречные не обращают на него никакого внимания, а значит, ему разрешено идти туда, куда он идет. Караульные у входов на новые этажи с послушным лязгом распахивали перед ним тяжелые решетчатые двери. Воздействуя на них, Савва старался расходовать силы экономно. Не всматривался особенно в глубину их душ: исполнил человек перед ним нужное дело, и пусть стоит дальше спокойно.
Вот и дверь нужной камеры. Савва посмотрел в глазок: обычная тюремная картина — в табачном чаду сидят, лежат, переговариваются.
— Василь Палыч, — ровным голосом сказал Савва.
Спасительная рубашка
Несмотря на гул голосов в камере, Ржавый его услышал. Он не стал посылать шестерку: «Пойди узнай, кто там». Потому что знал, кто это. Он лениво слез с нар и самолично подошел к двери.
— Ты, что ль, Савва? — спросил он, и сокамерники с изумлением увидели на его небритом лице улыбку. Не презрительную усмешку и даже не ироническую ухмылку, а улыбку, которую при желании можно было бы даже назвать радостной.
— Он самый, Василь Палыч. Потолковать хочу, надо бы камеру открыть.
— Щас откроем, ты только в сторонку отойди, — отозвался Ржавый.
Савва отошел и встал у стены. Скоро в камере началось нечто невообразимое: в лучшем случае убивали кого-то одного, но еще больше это напоминало кровавое побоище, когда идут стенка на стенку. Сейчас прибегут вертухаи, отопрут дверь, и тогда Савва беспрепятственно войдет вовнутрь.
Но охрана что-то не торопилась.
Савва стоял и думал о том, как все-таки похожи одно на другое все эти исправительные учреждения. Да, в сущности, ведь и школы похожи друг на друга, и детские сады, и военные части. Все устроено по одному шаблону. Наверное, именно поэтому кто-то не мыслит себя вне армии, а кто-то — вне зоны. Привыкают люди к знакомой однообразной обстановке.