Она распахнула дверь и оцепенела. Перед ней стоял вовсе не старший, Петр, и не младший, Павел, более известный в узких кругах под звучным именем Торин, а трое совершенно незнакомых молодых людей, похожих друг на друга как братья. Они были плечистыми, крепкими, коротко стриженными и очень суровыми на вид. Двое были одеты в кожу, а третий — в деловой костюм. «Малиновый пиджак», — определила про себя Ольга, хотя костюм был строго серым. Но суть его оставалась малиновой.
— Ольга Васильевна Журавлева? — вежливо, но строго спросил «пиджак».
Кожаные сурово жевали жвачку, пристально смотря на Ольгу колкими глазами.
— Это я, — ответила Ольга, продолжая стоять в дверях.
— Удобнее будет говорить в квартире, — сказал «пиджак».
Ольга посторонилась. Биться не на жизнь, а на смерть, защищая вход в жилище, было бессмысленно. Эти трое справились бы и с целой ротой таких, как Ольга.
Но она все-таки не сказала им «проходите», а лишь молча отошла в сторону. Пусть знают, что они оккупанты. Не бегемоты же они, должны кожей чувствовать чужую неприязнь. Если это и было так, то пришельцы этого никак не показали. Они протиснулись в узкую Ольгину прихожую, где сразу стало очень тесно.
— Ольга Васильевна, ваш муж должен большую сумму денег, — бесцветно начал «пиджак». — Хорошо бы вернуть.
— Мне отдавать нечем, — сказала Ольга, чувствуя, как сердце предательски сжимается. Она давно ожидала этого визита и, как ей казалось, была к нему готова. Но вот они пришли, а она забыла все заранее подготовленные хлесткие фразы вроде: «Вы выгоняете на улицу двоих детей. Подумайте, если бы в этом положении оказалась ваша мать или сестра?»
Все эти слова оказались неуместными в разговоре с реальными бандитами. Они просто отлетели бы от них, как горох от стенки.
— Ваш муж должен двести тысяч долларов, — сказал «пиджак».
— Погодите, — от этой цифры у Ольги закружилась голова, — как же двести… Сто тысяч.
— Погодите, — от этой цифры у Ольги закружилась голова, — как же двести… Сто тысяч.
Как будто это имело для нее хоть какое-то значение.
— Было сто, стало двести, — «пиджак» продолжал спокойно, даже лениво смотреть ей в глаза. — Не поторопитесь, будет триста.
— Но… — пискнула Ольга, но вдруг пришла в себя, как будто что-то щелкнуло у нее в мозгу, и голова вновь стала ясной и спокойной. С какой стати она торгуется! Пусть хоть миллион требуют. Это не ее долг. Геннадий фактически сбежал от ответственности и свалил все на нее, но она просто не имеет права перекладывать эту ношу на детей. Геннадий кому-то задолжал, пусть они с него и спрашивают.
— Слышь, квартира-то упакована вроде нормально, — подал голос один из кожаных, внимательно обозревавший комнату, где самое видное место занимал компьютер.
— Вот именно. — кивнул «пиджак». — Продадите квартиру, прибамбасы эти, и всего делов. А то смотрите, мы ведь можем и на счетчик поставить.
— Вы обратились не по адресу, молодые люди, — спокойно, глядя в голубые глаза «пиджака», сказала Ольга. — Вам должен мой муж, а не я. Насколько мне известно, имущественные претензии не распространяются на родственников. У нас же с ним даже разные фамилии. Кроме того, — добавила Ольга неожиданно для себя, — это мой бывший муж.
— Нам по барабану, — сказал второй из кожаных.
— Дети-то его, — поддержал своего подручного «пиджак». — Если он не хочет, чтобы с ними что-нибудь случилось, пусть возвращается.
— Доведите это до его сведения, — сказала Ольга.
— Это ваши проблемы, — пожал плечами «пиджак». — Короче, готовьте документы на квартиру или меняйтесь на меньшую. Квартира-то хорошая у вас. Ну и эта мелочевка. — Он неопределенно взмахнул рукой в сторону комнат.
— Вы зря теряете время, — сухо ответила Ольга.
— Вы за наше время не беспокойтесь, — сказал первый кожаный, — лучше о себе подумайте.
— Три дня, — сказал второй, речь которого отличалась крайней лаконичностью.
— Даем вам три дня, — подтвердил главный. — Если вы не начнете предпринимать необходимые шаги…
— Счетчик включим, — сказал второй.
— Вы об этом сильно пожалеете, — кивнул первый.
— Подумайте о детях, — посоветовал «пиджак». — До свидания.
Ольга ничего не ответила, только до боли закусила губу. Она ничего не сказала им, потому что боялась разреветься прямо у них на глазах. Что же теперь делать? Неужели действительно менять квартиру? Ведь это единственная ценность, которая есть у нее и ребят. Единственное, что они получили в результате всей этой предпринимательской деятельности! Конечно, они смогут поместиться и в двухкомнатной хрущевке, жили же раньше. Но даже если продать все: компьютер, пианино, телевизор и так далее, — все равно не собрать даже и половины, да что там, четверти требуемой суммы. Тем более цены на недвижимость так упали после дефолта.
И тут Ольга опять, уже во второй раз, как будто очнулась. Да о чем это она? Какой обмен? Мерзавцы! И держат себя, как хозяева жизни. С какой стати она должна плясать под их дудку?! Никакого обмена! Эта квартира принадлежит ей и ее детям, и больше об этом никаких разговоров.
«А если они вернутся? — спросил предательский голос.
— Вот тогда и посмотрим. Нечего распускать нюни. Ничего они нам сделать не смогут», — ответила она сама себе.
Ольга поразилась своей стойкости. Сколько раз она пугалась, только представляя, что к ней могут заявиться бандиты и потребовать уплаты долга. Ей казалось, что она сделает все, лишь бы они отстали от нее и детей. Но вот они пришли, а она почти не боится. Стоило только поразиться собственному мужеству. Вот уж не думала, не гадала, что на такое способна.