— Вы меня слышите?
Лежащий продолжал играть в молчанку.
— Что ж, воля ваша. Я все равно вас освобождаю. И ни к чему принуждать вас не стану. Да и вы, судя по всему, не тот человек, которого можно к чему-то вынудить.
Он развязал тесемки, которые крепили мешок, снял его, освободил руки. Однако человек продолжал безмолвно лежать в той же позе.
И что-то Андрею Кирилловичу в его застывшем лице сильно не понравилось. Что-что, а умирающих от ран он навидался немало. У этого очень тощего человека было такое лицо, какое приобретает именно умирающий — в тот момент, когда силы из него уже вышли, душа летит к Богу, страсти улеглись и черты разгладились, но жизнь еще теплится. Так сказать, промежуточное состояние — между агонией и клинической смертью.
Он с трудом нашел пульс, который едва прощупывался.
Не хватало еще мокруху вешать на свою службу! Можно, правда, отговориться, что инфарктника подкинул кто-то другой, а они его просто обнаружили, обходя помещения.
Надо было что-то быстро решать. И Андрей Кириллович выпрямился, вынул трубку, однако человек неожиданно открыл глаза, окинул его туманным взором и, едва ворочая языком, пробормотал:
— Неба, березу, босиком…
Может быть, и не то он выговаривал, но так уж расслышал Андрей Кириллович. Похоже, его люди были правы, когда докладывали про странную прострацию.
— Водки, коньяка — можно? — спросил начальник службы безопасности, но странный тип снова прикрыл глаза.
Это движение ресниц Андрей Кириллович понял как знак согласия.
Он вынул из внутреннего нагрудного кармана трехсотпятидесятимиллилитровую металлическую фляжку с коньяком, и, свинтив крышку, приложил ко рту умирающего. Не поможет, так не повредит.
Человек ощутил вкус влаги на губах, облизнул их и несколько раз мотнул головой. В мотании этом уже была кое-какая энергия. Значит, помогает, хоть он и отказывается.
Андрей Кириллович снова поднес фляжку к губам человека и заставил его сделать несколько небольших глотков.
— Ну, как теперь? Вам лучше? — спросил он заботливо.
— Спасибо. Мне действительно стало лучше, — ответил тот и сел.
— Спасибо. Мне действительно стало лучше, — ответил тот и сел.
«Как-то слишком быстро он стал оживать.», — подумал Андрей Кириллович.
— Теперь, Может быть, поговорим?
— Поговорим? — переспросил человек. — О чем?
— Для начала — ваши имя и отчество. Можете настоящие или какие хотите. Меня, кстати, зовут Андрей Кириллович.
— Савва Тимофеевич. — Это он произнес, уже поднимаясь.
Подумать только, что могут сделать с человеком несколько глотков коньяка!
— Тут где-то должен быть выход… Мне нужно скорей отсюда уйти.
— Конечно, уйдете, Савва Тимофеевич! Никто вас неволить не станет. Но сначала давайте поговорим.
— Там, наверху, плохо. Оттуда опять идет энергия убийства… Я должен идти.
— Да вы не беспокойтесь так, там без вас все сделают. А вы мне лучше скажите, вы на самом деле сумели вывести юношу из камеры? Просто: «да» или «нет». И если «да», то как у вас это чудо получилось?
В голове у Саввы в это время уже бурлила огромная мешанина. Коньяк на его обессилевшее тело оказал такое же воздействие, как бензин, который плеснули в догорающий костер. Он ощутил присутствие массы людей поблизости наверху и два страшных намерения — кто-то кого-то снова собирался убивать. И он должен был немедленно отсюда выйти, чтобы пресечь эти планы.
— Хоть бы поделились, как у вас это получилось, — настаивал Андрей Кириллович.
— Поделиться? — переспросил Савва все более крепнущим голосом. — Хорошо, пожалуйста…
И словно в ответ Андрей Кириллович неожиданно для самого себя поднял странную Саввину шляпу, протянул ему, а потом сказал, распахивая двери:
— Проходите, Савва Тимофеевич. Там несколько темных ступенек, не споткнитесь.
Савва сразу направился к двери, и он пошел за ним следом.
«Что же я делаю? — спросил самого себя начальник службы безопасности. — Ведь я должен высказать ему наше предложение».
Но Савва уже стремительно выходил в заполненный публикой зал.
Выстрел быка Секи
Сека вошел в здание Дворца культуры, как его инструктировали, за двадцать минут но начала действа, когда люди шли уже потоком и он не засвечивался. Нашел дверь, куда ему нужно будет войти за пять минут до начала, взял в буфете банку слабоалкогольного джина с тоником.
В нужную минуту он толкнул нужную дверь и вошел в тесное, пропахшее пылью помещение. Когда-то здесь помещался киномеханик со своей техникой.
Техника в полуразобраном виде стояла и сейчас. Но он сюда пришел не кино показывать. Отодвинув кучу размалеванных картонных игрушек, Сека приподнял бархатную занавеску и вынул из-под нее две части современного снайперского ружья с лазерным наведением. Теперь его делом было отыскать в третьем ряду того, на кого он должен был нацелить это ружье.
«Сначала тот человек вмажет по этой гниде, Беневоленскому. И тогда сразу ты стреляешь в его затылок. Или в висок. Или в лоб. Как уж получится. После этого, оставив ружье, спокойно уходишь вместе с разбегающейся в страхе толпой». Сека твердо запомнил слова заказчика.
Он прильнул к маленьким окошечкам, через которые в хорошие времена иногда показывали здесь кино, нашел свою мишень и после этого быстро собрал ружье.