Но теперь вольнице приходил конец.
— Либо назад в социализм в лице славного РОНО, — коротко сформулировал возможные пути Алик, — либо вперед к капитализму без человеческого лица. В первом случае мы учим кого хотим, но не так, как хотим. Во втором случае — обратная ситуация. Возвращение в исходную позицию, когда мы учили кого и как хотели, по-видимому, невозможно, и мы можем лишь успокаивать себя тем, что еще не сложилось положение, при котором мы учим не того, кого хотим, не тому и не так. Это вводное.
— А меня это не устраивает! — сказал Леня Казанцев, он же теперь уже бывший директор Леонид Яковлевич. — Я не желаю так работать. Для чего тогда было огород городить? Шли бы работать в простые школы, с уклоном, стали бы учителями-новаторами. Фигня все это!
— Леонид Яковлевич, вы в школе!
— Учеников нет, Алла Александровна, и не стройте из себя кисейную барышню! Вы сейчас превращаетесь в советскую училку. Если вам это нравится, пожалуйста, но мне не надо. Это меня не устраивает, понимаете? Я не затем сюда пришел.
— Умение идти на компромиссы при работе в группе входит в подготовку специалистов в Америке, — заметила «англичанка» Алла Александровна.
Если вам это нравится, пожалуйста, но мне не надо. Это меня не устраивает, понимаете? Я не затем сюда пришел.
— Умение идти на компромиссы при работе в группе входит в подготовку специалистов в Америке, — заметила «англичанка» Алла Александровна.
— Ну и ехала бы к себе в Америку.
— Мне там скучно, там нечего делать, — ответила Алла.
— Небось в Америке не навязывают школам тупых директоров, — засмеялся математик Виктор Викторович.
— Там есть свои тараканы, уж поверь мне, — ответила Аллочка, которая была из «возвращенцев» и вернулась, прожив в США два года. — Но если тут все рухнет, придется возвращаться. Спасибо вам, Леонид Яковлевич.
— Но, ребята, как же мы… Так ведь нельзя… Куда же пойдут наши дети? Мы не можем их взять и бросить! — крикнула Ольга.
— Эх, Ольга Васильевна, что после драки кулаками махать? — сказал молчавший до сих пор историк Петр Иванович, в миру Петя Сосновский. — Что ж вы не распознали в скромном методисте классового врага, который теперь ополчится на нас со всей своей классовой ненавистью, а классовая, извините за повторение, ненависть — она страшнее пистолета, как говаривал еще Александр Сергеич Грибоедов.
Все посмотрели на Ольгу, и она покраснела, как будто была действительно в чем-то виновата. Да пришла бы эта Нина Евгеньевна на урок к тому же Лене Казанцеву, который рассказывает о возможной обратимости времени, о физической непротиворечивости существования параллельных миров, о черных дырах и еще о многом таком, что не у всякого фантаста прочтешь! Результат был бы тот же. Но она почему-то выбрала Ольгу, и теперь получается, что именно она накликала на гимназию эту беду.
— Вы хотите сказать, что это я во всем виновата? — Лицо Ольги, как это бывало в минуты сильного волнения, покрылось красными пятнами.
— Да нет, конечно, — сказал Алик. — Ты просто попала в случайную выборку. Кроме того, это все равно случилось бы рано или поздно. Все к тому шло.
— Не знаю, шло или нет, но я бы предпочел, чтобы это случилось позднее, — сурово заметил Леня.
Все остальные пожали плечами, но Ольга все равно чувствовала себя как оплеванная. К горлу подкатил горький комок. Ольга поняла, что еще секунда — и она расплачется.
— Так вот, Ольга Васильевна, — повернулся к ней Леня Казанцев, — подвели вы нас. Ольгу затрясло.
— Если бы пришли на урок к вам, Леонид Яковлевич, было бы то же самое, если не хуже, — сказала она и добавила уже совсем лишнее: — Вам просто очень не хочется оставлять директорское место, как мне кажется.
— Что?! — крикнул Леня. — Да как вы смеете!? Вы, вы, из-за которой мы сейчас сидим здесь и ломаем голову, как выбраться из этой ямы, куда вы нас затащили! Вы еще обвиняете в чем-то меня!
— Я? Это я вас затащила?! — начиналась истерика. Ольга изо всех сил старалась сдержаться. Еще не хватало, чтобы в учительскую зашел кто-нибудь из учеников. Ольга по опыту знала, что в таких случаях лучший способ успокоиться — это выкурить пару сигарет. Она никогда всерьез не курила, только по молодости и в компаниях, теперь же это было средство на самый крайний случай.
— Извините, — сказала она коллегам. — Я сейчас приду.
Удивительный сосед
Ольга вышла из школы, тут же в первом же ларьке купила пачку «Петра Первого» и спички, вышла на бульвар и села на скамейку, надеясь, что ее не увидит никто из учеников.
Хотя пусть видят, что уж такого страшного, а сыновья здесь вряд ли могут появиться. Вот это было бы совсем некстати. Мальчики видели, как мать курит, дважды в жизни. В первый раз 17 августа девяносто первого года, когда по радио объявили воззвания ГКЧП, и второй раз в сентябре 1998 года, когда их отец (Ольгин муж), который уже несколько дней боялся появиться дома, позвонил и сообщил, что уезжает за границу на неопределенный срок, а ей велел ни в коем случае не подходить к двери, потому что могут стрелять, не выпускать детей из дому и не выходить самой, а также немедленно вызывать милицию, если начнут ломать дверь.