— Это на английском, — сказал Свен. — Ты знаешь английский?
— Нет.
— Ничего. Я переведу.
Он полистал и нашел, что искал.
— Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть суши…
Штеффи стояла, совсем притихнув, и слушала. Голос Свена звучал не так, как когда он говорил, гораздо глубже и спокойнее.
— …смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе.
Свен замолчал и поднял от страницы взгляд. Какое-то время они оба молчали. Затем Свен закрыл книгу.
— Вот, — сказал он. — Но ты, наверное, слишком мала, чтобы понять.
— Я поняла, — сказала Штеффи. — Кто написал эту книгу?
— Один американец, Эрнест Хемингуэй, — сказал Свен. — Но то, что я прочитал, была цитата из поэта Джона Донна, жившего в XVII веке в Англии. Когда ты станешь постарше и выучишь английский, сможешь прочитать всю книгу.
— Я не выучу английский, — сказала Штеффи.
— Почему? Тебе легко даются языки, это заметно по твоему шведскому.
— Я окончила школу, — сказала Штеффи. — Осенью я просто пойду на школьную кухню. Мне не разрешили учиться дальше.
— Жаль, — сказал Свен. — Тебе стоит учиться. Читать, думать, писать.
Он сунул книгу и другие вещи в рюкзак.
— Если хочешь, можешь брать у меня книги, — сказал он. — У меня есть какие-то с собой, и я могу попросить папу привезти еще из города. Немецкие книги тоже могу дать, если хочешь.
— Спасибо, очень хочу.
— Заходи ко мне, если хочешь. Ведь это в твоей комнате я живу?
— Да.
— Это ты повесила картину, которая там висит? — спросил Свен.
— Нет, — твердо ответила Штеффи.
— Я отвернул ее к стене, — сказал Свен. — Не говори это фру Янсон. Если хочешь, я могу случайно уронить ее на пол, чтобы она разбилась.
Штеффи рассмеялась.
— Не надо, — сказала она.
Свен снова стал серьезным.
— Однажды ночью, когда в комнате было слишком жарко, я открыл вентиляционную трубку и заметил, что она чем-то забита. Это оказался скомканный лист бумаги. Письмо. Должно быть, твое, потому что на немецком.
То письмо, которое Штеффи написала в первый вечер на острове, письмо родителям. «Приезжай и забери меня, мама, иначе я умру». Штеффи покраснела.
— Я не читал его, — сказал Свен. — Слово чести. Вернуть тебе его?
— Нет, — ответила Штеффи, — выбрось его или сожги. Но не давай никому прочитать. А теперь мне пора. Путте волнуется.
Когда Штеффи отошла немного, Свен крикнул:
— Скажи еще раз, как тебя зовут?
— Стефания.
Она не знала, почему не сказала просто «Штеффи». Возможно, потому что «Стефания» звучало более взросло.
— Красивое имя, — крикнул Свен. — Пока, Стефания.
— Красивое имя, — крикнул Свен. — Пока, Стефания.
В тот же день Штеффи пошла купаться с Нелли. Она попробовала провезти сестру на багажнике велосипеда тети Марты, но ничего не вышло. Велосипед был неустойчив, и подниматься в гору было тяжело.
На пляже они встретили подругу Нелли, Соню. Они лежали и загорали на полотенцах, расстелив их на песке. Вода была холодной, но если купаться недолго, то было прекрасно.
Вдали на скалах лежали Сильвия и Барбру с двумя мальчишками, которых Штеффи не узнавала. Должно быть, дачники.
Глава 37
З а несколько дней до праздника середины лета Штеффи поехала на велосипеде в магазин, чтобы купить пакет печенья для жены доктора. Путте, как обычно, бежал рядом.
Несколько детей сидели, забравшись на каменный забор, окружавший сад продавца. В центре Сильвия и Барбру, а по рядом — двое мальчишек из приезжих. Короткие волосы одного были такими светлыми, что казались почти белыми. Другой — темнее, с лицом, усыпанным веснушками.
Вера тоже была там. Она сидела немного поодаль от других и плела венок из одуванчиков.
Штеффи поставила велосипед и привязала поводок Путте к крючку в стене. Сильвия и Барбру пошептались с мальчишками и захихикали. Штеффи, чувствуя спиной их взгляды, открыла дверь в магазин и вошла.
Оплачивая печенье, она услышала собачий лай с улицы.
— Это твоя собака лает? — недовольно спросил продавец.
— Она не моя, но я гуляю с ней.
— Тогда следи, чтобы она вела себя тихо.
Штеффи сунула пакет печенья в карман и вышла на лестницу.
Сильвия, Барбру и двое ребят стояли вокруг Путте, на таком расстоянии, что он не мог добраться до них, как бы сильно ни натягивал поводок. Вера осталась на заборе.
Штеффи подошла ближе. Теперь она увидела, что светловолосый мальчишка держал что-то в руке. Это был кусок сахара, привязанный к нитке. Он болтал им перед носом Путте и отдергивал, как только пес собирался схватить сахар зубами. Путте огорченно тявкал.
— Оставь Путте в покое, — сказала Штеффи.
— Путте, — повторил мальчишка с куском сахара. — Эту дворняжку зовут Путте?
— Он не дворняжка, — сказала Штеффи. — У него есть родословная.
— Породистая собака, да? — спросил мальчишка.
Штеффи сделала шаг вперед, чтобы снять с крюка поводок, но мальчишка преградил ей путь. Путте лаял и тянул поводок.
— Тихо ты, — сказала Сильвия.
Она сильно шлепнула пса по носу. Путте взвизгнул.
— Не трогай его! — крикнула Штеффи.
— Надо же! — сказал другой мальчишка, который до этого молчал. — Вот умора!