На следующее утро ее поджидали у велосипедной стоянки. Как только Штеффи припарковала свой велосипед, ее обступили плотным кольцом. Она попалась.
Сильвия, держа что-то большим и указательным пальцами, поднесла это так близко к лицу Штеффи, что та едва смогла понять, что это было. Предмет блестел.
Гвоздь!
— Это ты, — сказала Сильвия. — Признайся, что это ты!
Стоит ли отпираться? Хотя Сильвия никогда не докажет, что это ее рук дело.
— Признайся, — снова сказала Сильвия.
Она подошла так близко, что Штеффи ощущала ее дыхание.
— Да, это я. Но вы выпустили воздух из моего колеса.
— Ничего я такого не делала, — сказала Сильвия. — И вообще это разные вещи. Теперь тебе придется просить прощения.
— Никогда.
— Держите ее, — сказала Сильвия.
Барбру схватила Штеффи за правую руку и заломила ее за спину. Было больно.
— Ты сказала «никогда»?
— Да, сказала.
Барбру схватила Штеффи за волосы и потянула голову назад.
— Ты это сказала?
— Да.
Сильвия наклонилась и взяла горсть земли.
— Помнишь, как я умыла тебя зимой? Я могу повторить. Землей вместо снега.
Штеффи смотрела на Сильвию. Та была всерьез намерена сделать это. Единственная надежда Штеффи — школьный звонок.
Сильвия сделала еще один шаг.
— Прости, — сказала Штеффи.
— На коленях.
— Нет.
— Иначе не пойдет, — сказала Сильвия. И тут Барбру потянула Штеффи вниз. Штеффи упала на колени.
— Говори!
— Прости.
— Скажи: «Прости, что я испортила твой велосипед».
— Прости, что я испортила твой велосипед.
— И целуй мне ногу.
Сильвия вытянула свою дамскую сандалию рядом с лицом Штеффи.
— Целуй!
Барбру надавила Штеффи на шею. Она сжала губы, когда ее лицо коснулось ноги Сильвии. Тут наконец прозвенел звонок.
Глава 34
В округ домов в поселке изумрудной зеленью сияли молодые садовые газоны. Невысокие яблони были усыпаны бело-розовыми цветами, а кусты сирени — гроздьями белых и лиловых почек.
У дома на краю земли не было сада с яблонями и сиренью. Он стоял открытый всем ветрам с моря. Но на берегу между камней пробивались низкие цветочки: желтые, белые и всех оттенков розового, от самого бледного до пунцового. Из расселин выглядывали фиолетовые островки анютиных глазок.
Пестро-коричневая гага направлялась со своими птенцами к воде. Птенцы были желто-коричневые и очень пушистые. Они послушно поплыли гуськом за матерью.
— Зайди-ка, примерь, — крикнула из окна тетя Марта.
Она шила платье для праздника по случаю окончания учебного года. Ткань была красивая, с мелким розово-голубым цветочным рисунком. Штеффи хотелось платье, застегивающееся спереди, с воротником и оборкой. Так она бы выглядела взрослее, но тетя Марта сказала, что такое платье слишком сложно сшить. Она сделала простой поясок спереди, небольшой круглый воротник и молнию на спине.
— Ай, — вскрикнула Штеффи, когда тетя Марта, втыкая булавки, нечаянно уколола ее в плечо.
— Стой спокойно, тогда ничего не случится, — сказала тетя Марта.
Когда все булавки были на месте, Штеффи позволили взглянуть на себя в зеркало. Юбка была очень пышной. Когда Штеффи покружилась, она поднялась «солнышком».
— Не стой перед зеркалом, — сказала тетя Марта.
— Тщеславие — это грех.
Но сама она выглядела довольной, оценив платье, и убрала нитку, приставшую к юбке.
Вечером накануне праздника, тетя Марта выгладила новое платье и накрахмалила нижнюю юбку, придающую особую пышность. Ткань казалась одеревеневшей и шуршала, когда Штеффи натягивала нижнюю юбку через голову.
У Штеффи было праздничное настроение. Платье было первой новой вещью, которую она получила с тех пор, как приехала на остров, не считая белья и чулок, которые тетя Марта купила, выписав по почте, и шапочки с варежками, подаренных на Рождество.
Садясь на велосипед, Штеффи старалась быть особенно аккуратной, боясь помять юбку. Она позволила ей свободно спадать на багажник, разгладила рукой, проследив, чтобы ткань не застряла в спицах.
Дети собрались в школе, а затем отправились в церковь. Почти у всех девочек были новые платья. Платье у Сильвии застегивалось спереди, совсем как мечтала Штеффи. Но ни у кого не было такой пышной юбки, как у нее.
Речь старшего преподавателя в церкви, казалось, никогда не закончится. Он долго говорил о «мрачной тени войны над Европой» и наставлял ребят не только играть, но и быть особенно послушными и добрыми в «это суровое время».
Деревянная скамья была жесткой, а накрахмаленная нижняя юбка больно врезалась в талию.
— Большинство из вас осенью вернутся за свои парты, — сказал старший преподаватель. — Но для учеников шестого класса это последнее торжество в честь окончания занятий здесь в школе. Вам особенно я хочу пожелать счастья, как тем, кто продолжит учебу в Гётеборге, так и тем, кто заканчивает школу. Подумайте о том, что какое бы место в жизни вы ни заняли, у вас всегда есть предназначение. Неважно, что вы делаете, главное, делайте это хорошо.
«Конечно же важно, — подумала Штеффи. — Если хочешь, можешь делать хорошо. Но только не то, что презираешь».
Старший преподаватель продолжал:
— Мы с фрекен Бергстрём, разумеется, особенно гордимся тем, что в этом году целых пять учеников продолжат свое образование. Это делает честь нашей школе.