физику, он бы не стал этого делать, но неведение делало его настойчивым.
Если бы он лучше знал современную
физику, он бы не стал этого делать, но неведение делало его настойчивым.
Он не знал, что ищет — и когда это обнаружил, то не знал, что же это
такое. И, кроме того, в этом мире не было Копини. Я не знал, какой была
его роль там, в мире 0-0. Было бы интересно почитать об этом, когда
вернусь — если, конечно, вернусь и если будет куда возвращаться…
Я старался не думать об этом. Это ни к чему хорошему привести не
могло. Последний из журналов раскрывал свои тайны — скудные и
фрагментарные сведения о намотке катушек и редкие строчки о странных
явлениях, полученных с помощью электротока при использовании некоторых,
определенным образом намотанных, катушек.
Прошла неделя. Я был готов приступить к экспериментам. В городе было
несколько источников электричества, но оно было еще малодоступно в этом
мире. Я запасся разнообразными батареями, осциллографами, катушками,
конденсаторами, электронными лампами, — большими и неуклюжими, похожими
размерами и формой на молочные бутылки моего родного мира. Затем, по
предложению Оливии, нами были сделаны под гипнозом записи всех моих знаний
в области технологии производства шаттлов Сети, которые сохранились в моем
подсознании — и это, как впоследствии оказалось, было вдвое ценнее, чем
все записи Максони.
Это были приятные дни. Мы рано вставали, завтракали, затем я
отправлялся в мастерскую, где работал до обеда, занося результаты
наблюдений в рабочий журнал, подобно Максони.
К обеду приходила Оливия, похорошевшая и посвежевшая на итальянском
солнце. Она приносила корзинку с едой, и мы ели, расположившись за рабочим
столом.
Затем — снова работа, прерываемая лишь приветствиями и вежливыми
расспросами случайных прохожих, заглядывавших в открытую дверь моей
мастерской.
К концу месяца все вокруг считали меня сумасшедшим иностранцем,
которому помогает колдунья. Но отношение к нам по-прежнему оставалось
дружелюбным.
Под вечер я, заперев мастерскую, возвращался домой, принимал ванну, и
мы с Оливией отправлялись куда-нибудь поужинать. Вернувшись домой, мы
расходились каждый в свою комнату. Это были любопытные отношения, хотя в
то время они казались нам естественными. Мы были заговорщиками,
отделенными от окружающей среды таинственностью нашего предприятия. Она —
по причинам романтического характера, я — из желания вырваться из этой
тюрьмы.
Мои представления о возрасте Оливии постоянно менялись. Сначала,
когда я увидел ее без маски матушки Гудвил, я давал ей лет сорок. Потом, в
маскараде разбитной девицы ей можно было бы дать тридцать пять. Теперь же,
рассмотрев ее без грима, в простой, аккуратной одежде, подчеркивающей
стройную фигуру, я вдруг понял, что ей от силы двадцать пять — двадцать
семь лет.
Оливия, взглянув на меня, заметила, что я ее разглядываю.
— Вы красивая девушка, — сказал я, посмеиваясь над ее смущением. —
Что заставило вас затеять этот маскарад со старухой-колдуньей?
— Но я ведь вам уже говорила. У меня была такая работа. Кто стал бы
обращаться ко мне, если бы у меня на лице не было морщин?
— Это все ясно, но почему вы не вышли замуж? — начал было я, но,
взглянув ей в лицо, вовремя остановился. — Ну, хорошо, хорошо, это не мое
дело. Я не хотел вас обидеть, Оливия, вы сами знаете, — замялся я, и наша
прогулка закончилась в не слишком дружелюбном молчании.
Еще через три недели я накопил значительный объем данных, позволяющих
мне начать конструирование той части механизма шаттла, с которой я лучше
всего был знаком.
Самое главное, думал я, осуществить калибровку катушки, выяснить,
какая мощность требуется и какая сила тока при этом создается. Когда это
будет сделано, останется только собрать усилитель и аппарат фокусировки.
— Когда вы говорите об этом, Брайан, — заметила Оливия, — кажется,
что это очень просто.
— Это далеко непросто и небезопасно, — усмехнулся я. — Таким образом
я уговариваю себя взяться за дело. А сделать то, что я задумал, все равно,
что уравновесить чашку с кофе на струе фонтана, причем у меня сейчас не
одна, а около десятка таких чашек. И если я запущу эту штуку на полную
мощность, не имея возможности как следует ею управлять… — тут я развел
руками.
— Что же тогда?
— Тогда я устрою непредсказуемый и, боюсь, необратимый катаклизм,
может быть, страшный взрыв. Или же произойдет гигантская утечка энергии из
нашей планеты. Представьте себе Ниагарский водопад. Утечка может быть
примерно такая же, которая может лишить энергии наш мир и превратить его в
ледяную пустыню.
— Хватит! Я все поняла, Брайан. Вы играете с огнем!
— Не беспокойтесь, я не включу эту штуку до тех пор, пока не буду
уверен в том, что умею с ней обращаться. Катастрофа, которая привела к
возникновению Зоны Опустошения, произошла только потому, что Максони и
Копини тех, других мировых линий, не были достаточно осторожны и не
представляли себе масштабов возможной трагедии.