сапиенс.
— Ну, не скажи, Байард, — покачал головой Дзок. — Никадо явно
стремился тебе помочь. И он очень влиятельный член Совета. Но эта твоя
бессмысленная ложь…
— Послушай, Дзок, — я схватил его за руку. — Я не лгал! Попытайся
вбить это в свою твердолобую голову! Меня не интересует, что там показали
ваши приборы. Империум существует, пойми это!
— Но наши приборы не могут лгать, сапиенс! — холодно произнес агент.
— Тебе лучше признать свою ошибку и попросить снисхождения.
— Что? Снисхождения? — я не очень весело рассмеялся. — От добрейшего
советника Сфонджила? Вы очень много мните о своей счастливой философии
родства, но когда дело касается практической политики — вы столь же
безжалостны, как и все обезьяноподобные.
— О смерти речи не было, — скривился Дзок. — Переселение даст тебе
возможность прожить жизнь в достаточном комфорте.
— Не о своей жизни я толкую, Дзок! Три миллиарда человек живут в том
мире, который, как вы утверждаете, не существует! Неожиданная атака
хегрунов будет резней.
— Твой рассказ лишен смысла. Линии Империума, о которой ты говоришь с
таким пылом, не существует!
— Ваши приборы нуждаются в проверке, да, да! Еще сорок часов назад
этот мир существовал!
Внезапно двери зала открылись. Вышел молодой австралопитек и подозвал
Дзока.
Агент встревоженно взглянул на меня и пошел вперед. Двое
вооруженных часовых встали по обе стороны от меня.
— Что они решили? — спросил я, кивнув в сторону зала.
Никто мне не ответил. Прошла минута, вторая, третья…
Потом двери снова открылись, и вышел Дзок. Позади него стояли два
члена Совета.
— Решение принято, Байард, — сдавленно произнес Дзок. — Сейчас тебя
проводят в помещение, где ты проведешь эту ночь. А завтра…
Сфонджил выступил вперед из-за его спины:
— Вы что, колеблетесь в выполнении своего долга, агент? — завопил он.
— Скажите этому существу, что все его интриги оказались напрасными! Совет
проголосовал за переселение!
Этого я и ожидал. Я отступил назад, почувствовав в своей руке
пистолет, и тут-то длинная рука Дзока нанесла, словно топором, удар по
предплечью. Пистолет упал на пол. Я попытался выхватить оружие у
ближайшего часового, но как только я дотронулся до него, стальные
наручники защелкнулись на моих запястьях. У моего лица волосатая рука
раздавила какую-то ампулу. Острый запах ударил в ноздри. Я закашлялся и
попытался не дышать. Но ноги мои стали ватными, и я тяжело опустился на
пол. Я лежал на полу, а Дзок склонился надо мной, что-то говоря.
— …сожалею… не моя вина, старина…
Я сделал огромное усилие, шевельнул языком и выдавил одно слово:
«Правда!»
Кто-то оттолкнул Дзока в сторону. Близко поставленные желтые глаза
смотрели на меня.
Послышались голоса:
— …глубокая мнемоника…
— …заканчивайте работу…
— …слово чести офицера…
— …англик есть англик…
А потом я начал падать, легкий, как воздушный шарик, видя, как все
вокруг меня начинает плыть, кружиться, мелькать и меркнуть.
6
Я долго наблюдал за игрой света на тонких гардинах открытого окна,
прежде чем задумался о том, где нахожусь. Память с трудом возвращалась ко
мне, словно когда-то выученный, но потом основательно подзабытый урок.
Похоже, что во время деликатной миссии в Луизиану у меня произошел нервный
срыв (подробностей этой миссия я никак не мог вспомнить), и теперь я
отдыхал в пансионе добрейшей миссис Роджерс в Харроу.
Я сел, чувствуя легкое головокружение, напомнившее мне о недавнем
времени, когда я провел почти неделю в засаде, выполняя одно довольно
трудное разведывательное задание в… в… На мгновение в моей памяти
возникло мимолетное воспоминание о каком-то городе, каких-то людях, будто
бы мне знакомых, и…
Но тут же все исчезло. Я снова лег. Я нахожусь здесь для того, чтобы
отдохнуть, а потом, получив пенсию (в моей голове возникла неожиданная
картина моей чековой книжки с 10000 золотых наполеондоров) я мог бы осесть
где-нибудь и спокойно заняться садоводством, о чем всегда мечтал.
В этой картине чего-то недоставало, но думать сейчас об этом было
слишком тяжело. Я осмотрелся. Комната была небольшая, заполненная солнцем
и ярко раскрашенной мебелью, с коврами на полу и покрывалом на кровати,
изображающим сцену охоты. Ручка двери повернулась, и в комнату вошла
женщина с седыми волосами, щечками, похожими на печеные яблочки, в
маленьком смешном чепце из кружев, в разноцветной юбке до пола.
Увидев, что я пришел в себя, она от неожиданности вздрогнула и так
засияла, словно я похвалил ее пирог.
— Мистер Байард! Вы проснулись! — голос у нее был писклявый, и
говорила она с акцентом, который я не смог сразу определить. — Вы голодны?
Вы, наверное, не прочь съесть сейчас тарелочку супа, да, сэр? И потом
немного пудинга, а?
— Хороший бифштекс под грибным соусом звучит лучше, — сказал я. — И
еще… — я хотел было спросить у нее, кто она такая, но потом внезапно
вспомнил — ведь это добрейшая миссис Роджерс, конечно же! — …я хотел бы
выпить стакан вина, если можно, — закончил я.