— Да не бойтесь вы, — шепнул Славик, обращаясь к домашней скотине. Надо было хоть что-нибудь сказать, иначе страх полностью парализует психику. Если нет людей, с которыми можно поговорить, подойдут и бессловесные твари, с которыми мы спокон веку живем вместе. Лошадка смотрит на человека с надеждой — подойди, успокой…
Славик съехал с копны на пятой точке будто с ледяной горки. Связанными руками подхватил одну из несъеденных репок. Подошел к коняшке.
— Тебя как зовут? Меня — Слава. Или Слейф, ты ж по-русски не понимаешь… Возьми.
Лошадка нащупала губами репку, схрумкала. Глянула благодарно. И тут Славика проняло — он уткнулся лицом в бархатный нос зверя и тихо заплакал. Он не видел выхода. Нет никакого «шанса», никакой возможности выбраться отсюда, и вообще этот…
С двери хлева сбросили наружный засов. Створка отошла в сторону.
* * *
— Я знал, что он обычный человек, — сказал Рёрик-конунг. — Лошадь его не боится. Кетиль, освободи руки. Не порань.
Кетиль, тот самый дан, что приносил Славику еду, аккуратно разрезал ножом стягивающую запястья веревку. Узел распался.
— Хозяин не хочет, чтобы ты ночевал в его доме.
— Хозяин не хочет, чтобы ты ночевал в его доме. — Рёрик подошел ближе. Недовольно посмотрел на слезы, размазанные с грязью по лицу Славика. — Останешься здесь. Еды у тебя достаточно. Сейчас Кетиль принесет воды, умыться. Для мужчины стыдно плакать, но ты из другого народа, наверное, у вас иные обычаи. Я не вправе их осуждать.
— Не нидур, — выдохнул Славик. Сморкнулся. Вытер лицо рукавом.
— Каждый знает, что ты плохо понимаешь нашу речь, — кивнул Рёрик. — Ты нездешний, очень издалека. Ты опасаешься нас, а мы опасаемся тебя. Однако было названо имя Трюггви-жреца, и мы хотим знать, что с ним произошло.
* * *
— Не знаю я, что делать! Не знаю! По слогам повторить? На китайском? Все, звиздец! Доигрались!
Серега окончательно потерял самообладание. Он ходил вперед-назад по обширной кухне, матерился так, что лошадь ломового извозчика свалилась бы в обморок, услышав любую из многоэтажных словесных конструкций, пинал мебель и вообще был неадекватен. Наталья и Трюггви не перебивали — давали выговориться.
Сотрясения воздуха продолжались уже минут десять, с самого появления Сереги из-за Двери. Он объявился в одиночестве, мокрый, грязный и запыхавшийся, первым делом снял с плеча карабин, прислонил к стене, отстранил от Двери Трюггви и дважды провернул ключ в замке. Вытер лицо ладонью, оставляя темные разводы на щеках и лбу, и на естественный вопрос Натальи: «А где Славик?» разразился камнепадом самых черных ругательств — это больше напоминало истерику, за много лет знакомства Серегина подруга никогда не видела его в таком состоянии. Даже по пьяни он вел себя сдержаннее.
Трюггви сразу понял: случилось недоброе. Дан посмурнел, нахмурил соломенные брови, сжал левый кулак и полуутвердительно, полувопросительно произнес:
— Слейф тинаск ист?
— Да пошел ты! — взревел Серега. — В гробу я вас всех видел и тебя в том числе! Это ж просто уму непостижимо!..
Из сбивчивых объяснений, расцвеченных жемчужинами казарменной лексики, человеку русскоязычному можно было уяснить, что горе-путешественники нарвались на банду каких-то отморозков с мечами, устроивших на реке дикое побоище в лучших традициях трехсот спартанцев — реки крови, мозги фонтаном, кишки наружу. Может, Серега и преувеличивал, но увиденное явно произвело на него далеко не самое позитивное впечатление.
Славик? Чертов тормоз, он отстал, наверное споткнулся! Они его скрутили! Да не мог я стрелять — их там целая толпа, рыл под сотню!
Сотня не сотня, но много — тогда, на берегу, Серега был насквозь реалистичен: начав пальбу, он подстрелит не только окруживших Славика бородатых дикарей, но и его самого. Кроме того, нет уверенности в том, что указанные дикари непременно испугаются выстрелов, не похожи эти крутые парни на боязливых туземцев из книг Жюля Верна, в ужасе разбегающихся при единственном залпе из древних мушкетов. Чего доброго бросятся в атаку, а в одном магазине — десять патронов, всего магазинов три, даже при условии стопроцентной точности стрельбы, всех не уложишь. За жизни своих товарищей даны порвут тебя в лоскутки — несколько минут назад они убедительно доказали, что врагу пощады ждать не придется, экипажи двух лодей вырезаны самым немилосердным образом. И пытаться нечего!
— Значит, Славика ты бросил? — заключила Наталья. — Он жив хотя бы?
— Бросил?! Да, мля, бросил! Что оставалось делать?
— Хватит орать. Надо думать, как поступить прямо сейчас.
— Не-зна-ю!
В критических ситуациях от женщин пользы значительно больше — они способны принять пусть нетривиальное и кажущееся нелогичным, но верное решение. Особенно если руководствоваться женской интуицией, в сложные времена укладывающей на лопатки индукцию и дедукцию мужчин.
Наталья взяла сотовый, проверила баланс, огорченно покачала головой; на счету копейки, у Сереги тоже негусто. Увидела валяющийся на холодильнике ай-фон Славика, набрала контрольный номер и — о чудо! — целых двадцать пять тысяч! Звони хоть на Марс!
— Как думаешь, Трюггви можно научить говорить по телефону? — Наталья покосилась на внимательно наблюдавшего за событиями, но не встревавшего в разговор дана. — Ладно, в крайнем случае включу громкую связь…