Еще меня радует, что эта затея совершенно не в моем стиле. Кто бы мог подумать, что меня пре-льстит такая финальная сцена. Кто бы мог поду-мать, что во мне пропадает великая актриса.
18 января
Я была уверена, что если я когда-нибудь ре-шусь на то, на что я теперь решилась, то буду жутко нервничать и трястись, но я спокойна и расслаблена. Чувствую, что готова. Так хорошо мне давно не было. Констанция высказалась по этому поводу сегодня. Ты выглядишь гораздо луч-ше, заметила она. Спасибо, сказала я. А она по-интересовалась, как насчет лошадок — теперь я готова? Я ответила «может быть» и предложила попробовать на следующей недельке, после теат-ральной премьеры.
Где-то я читала, что собирающиеся уйти из жизни — эгоисты. Им плевать, что остающиеся бу-дут чувствовать вину или раскаяние. Это правда, меня подобные мысли не посещают. Такой безмя-тежной я не бывала много лет.
Прогуляла второй урок и незаметно пробралась в физкультурный зал, привязала веревку. Узел по-лучился о-го-го, выдержит наверняка.
Стала искать Вальдемара, чтобы уговориться насчет веревки, но сказали, он ушел домой — се-стренка заболела, а родители заседают в Стортин-ге или где-то еще, так что с ней должен сидеть он. Обычная история. Вольдемар, добрая душа, слиш-ком хорош для нашего мира. Правда. Через не-сколько лет наверняка тоже подсядет на иглу, как Констанция.
Я подумала, что нужно написать родствен-никам письмо. Первыми в дом наверняка войдут Биттен и Тронд. На столе их должно ждать пись-мо. Но писать собираюсь только о практических вещах. Никакого нытья про горе и тоску, никаких прощаний. Сдержанно и просто. Напишу, что род-ственники могут поделить между собой все, что есть в доме, но сам дом надлежит продать и на вырученные деньги учредить фонд или комитет или не знаю что имени меня, куда смогут обра-щаться те, кому невмоготу жить. То есть человек не просто хандрит, а готов вот-вот свести с жиз-нью счеты, как я это сделаю через два дня. В фон-де будут выдавать вспомоществование, чтобы че-ловек мог куда-нибудь съездить, или купить сти-ральную машину или лодочный мотор, мало ли что, или еще как-то порадовать себя.
Управляю-щие фондом не имеют права следить, как деньги расходуются; их дело только убедиться в том, что проситель действительно отчаялся настолько, как он это описывает. Например, они могут позвонить друзьям просителя и расспросить их. Проситель должен указать контактных лиц и вообще побольше о себе рассказать. Фонд помощи суицидалам имени Юлии. Что-то в этом роде. Мне нравится, что я буду значиться в карманном справочнике некоммерческих фондов, с которым не расстается половина нашего выпускного класса. Каких толь-ко идиотских фондов там нет!
Вчера я позвонила риелтору и рассказала, где мой дом расположен, когда он был построен, ка-кова его площадь, планировка, вид из окон и про-чее, и он ответил, что не может ничего утверж-дать, не видя дома, но ему кажется, что речь идет о доме в пятнадцать — двадцать миллионов при-близительно. Я на мгновение дрогнула и подума-ла, что могла бы продать дом и еще много лет как сыр в масле кататься, перебраться хоть на Канары, но потом сообразила, что все это чушь, что и на Канарах мне будет точно так же хреново, а кончать с собой в чужом незнакомом месте, где я никого не знаю, где меня непонятно кто найдет, не хочется, так что лучше придерживаться разра-ботанного плана и довести его до конца.
Еще в письме надо распорядиться относитель-но похорон. Биттен отлично со всем управит-ся. Насколько я помню, похороны в нашей семье проходили всегда достойно. Биттен никогда не из-меняет чувство меры. Все похороны под ее патро-нажем выдержаны от начала до конца в строгой простоте, никакой нарочитости и оскорбительных излишеств. Пусть все будет совсем скромно. Ко-роткая панихида, во время которой приходской органист играет то, что обычно полагается, ника-ких подружек покойной, декламирующих стихи Бьёрна Эйдсвога или собственные вирши. Сеанс заканчивается в церкви, продолжения не будет. А прах потом, при какой-нибудь оказии, пусть развеют в Африке там, где погибли мама, папа и Том. Я хочу быть вместе с ними. Хочу, чтобы мой прах смешался с их прахом. К тому же в этом что-то есть, быть развеянной над Африкой. Как знать, возможно, мои останки приземлятся побли-зости от дерева, под которым в фильме «Из Аф-рики» похоронили Дениса Финч Хаттона. Я обо-жаю этот фильм. Дерево на вершине холма по-среди колышащегося моря джунглей, к которому несколько раз в неделю приходят львы. При ми-нимальной везучести место, где разбились мама, папа и Том, выглядит точно так же, как у моги-лы Финч Хаттона. Авиакомпания предлагала мне слетать туда и увидеть это место собственными глазами, психогейр уверял, что мне обязатель-но нужно это сделать, чтобы быстрее отработать эту часть процесса реабилитации, но я не смогла. И сказала психогейру, что он может смотаться ту-да сам, раз он такой энтузиаст. Но зато мой прах доберется туда.
19 января
Ночью я не спала. Но усталости не чувствую. Отосплюсь после смерти. Слонялась по дому про-сто так. Долго сидела в родительской спальне. Полистала фотографии. Наткнулась на ту, где мы с Томом чиним моторку посреди фьорда. Ужасно милые и счастливые. Пять минут спустя папа стал заводить мотор и свалился за борт, угодив на гро-мадную ядовитую медузу. Маме пришлось сесть на весла и самой везти нас на берег. Мы еще мно-го лет помирали со смеху над этой историей. Те люди, в чьи руки попадет альбом, не будут знать, что было до и после того момента, который запе-чатлен на снимке. Констанция обожает ходить на барахолки. Поэтому мы все время таскались на школьные базары. Иногда нам попадался альбом с фотографиями. Альбомы вызывали у нас стран-ное чувство. Дорогие кому-то люди. Кошки, пси-ны, виды, домики. Возможно, и наши фотоальбо-мы тоже окажутся на барахолке. Хорошо бы, их купили нормальные люди. Впрочем, какая раз-ница.