21 июня
Посреди ночи позвонила Консуэло и сказала, что мама-орлица вроде приняла своего малыша и что это надо отпраздновать. Еще бы! Я всегда го-това поучаствовать во всем, что люди считают ве-селым, чтобы они потом говорили, что Юлия бы-ла очень компанейская и вроде бы вполне нор-мальная девчонка.
Потом позвонил Кшиштоф. Он сперва очень обрадовался, что птенец вроде бы спасен, но потом всерьез расстроился, когда я без обиняков заявила ему, что он, Кшиштоф то есть, не в моем вкусе. Мне показалось, что лучше сказать это прямо. Хо-тя говорить такие слова больно, особенно потому что это неправда. Он нравится мне все больше и больше, но это нечестно будет с моей стороны — подогревать наши отношения, раз я знаю, что ско-ро в живых останется лишь один из нас. Ему на-до дальше строить свою жизнь.
Ему на-до дальше строить свою жизнь. Пускай садится в свою красивую машину, едет в Польшу и най-дет там себе зазнобу. Я думаю отписать ему денег за все, что я заставила и еще заставлю его пере-жить.
22 июня
Летала с Консуэло и получила разрешение взле-теть самой, она не дотрагивалась до ручек. Да-же вспотела, пытаясь на ветру удерживать само-лет ровно, и в первый раз почувствовала, что это я лечу. Теперь я уверена, что справлюсь. И гото-ва исполнить план в ближайшие дни. Мне надо только еще кое-что утрясти.
23 июня
Написала письмо папиному адвокату, попро-сила немедленно продать дом со всей начинкой и машинами за цену максимального предложения и на вырученные деньги учредить Фонд помощи суицидалам имени Юлии. Я распорядилась, что-бы деньги были пущены в рост с таким расчетом, чтобы ежегодно можно было выдавать восемь-десять стипендий размером в пятьдесят — сто ты-сяч крон. Я желаю, чтобы в комиссию по распре-делению денег вошел один бывший папин колле-га и один экс-суицидник (его они пусть найдут сами). Эта комиссия должна рассматривать про-шения по мере поступления. Устанавливать ка-кие-то сроки подачи заявлений по-моему глупо, потому что желание жить или умереть возникает и проходит в любой момент в течение всего года. Я приложила список требований, которые долж-ны быть выполнены для того, чтобы заявление могло быть рассмотрено. Например, недостаточно немного хандрить. Соискатель должен докумен-тально доказать, что находится в подавленном со-стоянии давно и обращался за помощью. Деньги из фонда могут использоваться как угодно, лишь бы суицидалу стало легче жить, на них нельзя только покупать орудия самоубийства. В осталь-ном же человек волен исполнять все свои же-лания — путешествовать, покупать себе друзей, лошадей, собак, музыкальные инструменты, да что угодно. Разрешается обращаться за грантом несколько раз, через год после получения денег грантополучатель должен предоставить фонду не-большой отчет, на что они пошли и был ли от них прок. Проблемой такого фонда наверняка станет то, что некоторые суицидалы трудно вос-примут отказ, возможно для кого-то он станет последней каплей, но тут уж что поделаешь, всех спасти невозможно. К тому же и нежелательно, наверное. Кто всерьез хочет умереть, пусть умрет. А тех, кто думает, что хочет смерти, но в глуби-не души мечтает жить, — а я убеждена, что та-ких большинство, — отказ вряд ли глубоко по-трясет.
Еще я написала, что Кшиштоф должен полу-чить машину «БМВ» и миллион крон. На самом деле он на ней уже ездит, но я не знаю, соблюде-ны ли все формальности, перерегистрация и про-чее, так что на всякий случай я внесла этот пункт. У меня такое чувство, что Кшиштоф привязался к «БМВ» всем сердцем.
Кшиштофу отходит и Финч Хаттон, если он согласится его взять. И лучшие папины лыжи. Все это я написала в письме. Сейчас пойду его отправлю, с уведомлением о вручении, чтобы на-дежно, и мне останется только проститься с Кон-суэло, Констанцией и психогейром. Естественно, так, чтобы они не поняли, что это прощание.
Все, отправила письмо. Получила квитанцию. Женщина на почте сказала, что его доставят в Ос-ло через четыре-пять дней.
24 июня
Сегодня ни с кем не говорила. Весь день си-дела на террасе и смотрела вдаль. Я чувствую, что готова и полна холодной решимости. Такое же чувство было у меня накануне той первой по-пытки, в январе. Никакой печали и уныния, прав-да, и радостного подъема тоже не наблюдается. Душевная и мыслительная работа проделана, те-перь остается только сделать дело, на чью-то по-мощь рассчитывать не приходится, только на се-бя. Дальше ждать у моря погоды я не могу. Се-годня много думала о том, что можно бы сделать и что я делаю — или не делаю. Всякий день со-стоит из множества движений, мыслей и поры-вов.
Се-годня много думала о том, что можно бы сделать и что я делаю — или не делаю. Всякий день со-стоит из множества движений, мыслей и поры-вов. Некоторым образом мысль — тоже движение. Просто неразличимое. Но в голове что-то сдви-гается. Сигнал посылается и возвращается. К за-втраку я успела сделать тысячи мускульных дви-жений и перекидать в мозгу миллионы информа-ционных импульсов. Я кручусь в кровати, скребу щеку, ворошу пальцами волосы, пялюсь в про-странство, спускаю ноги на пол, иду в туалет, и даже эти простых три слова — иду в туалет — предполагают невероятное множество решений, согласований, сочетаний и сочленений, чтобы они завершились неким действием. За простотой все-го этого, совершаемого легко, будто играючи, так же легко забыть, что этот затверженный ритуал отточенных движений может быть использован не только для того, чтобы продолжать жить как прежде. Ритуал можно изменить. С той же лег-костью и непринужденностью, с которой человек доходит до туалета, он может взобраться на пара-пет моста и прыгнуть вниз. Движения и течения потоков информации в мозгу останутся теми же. Поднять ногу, взяться рукой, подтянуться, отпус-тить руки, закричать. Говорят, что мы использу-ем мощность нашего мозга только на несколько процентов, не знаю, правда ли это, но я убеждена, что мы совершаем лишь малую толику тех дви-жений, для которых создано наше тело. Потому что движемся мы в рамках маленького и безопас-ного мирка, где мы заранее знаем, что запустит цепочку причин и следствий и как мы ее потом прервем. Но стоит нам сделать шаг за привычные рамки, как все становится опасным. Я горжусь тем, что скоро нарушу рутинный ритм, и тем, что я исчезну, потому что сделаю то, чего не делала раньше. Я закончу новым для меня опытом. Он будет стоить мне жизни, но он стоит ее. Как я считаю.