Кстати, все норвежские прыгуны с трамплина прошли в завтрашний финал. Кроме бедного Том-ми Ингербригтсена. Жалко его. Такой симпатяга. Он тоже прячет свое разочарование и говорит, что способен на большее, но на этот раз не удалось это продемонстрировать и что он желает победы товарищам. Нелегкое это дело — иметь папу рок- музыканта из Трёнделага. Наверняка это папаша заставляет Томми носить такие длинные волосы. У кузины Констанции был роман с прыгуном с трамплина, не помню, с кем именно, так этот гад все время норовил лизнуть ее в попу. Правда, он дал ей поносить фирменные солнечные очки, и они остались у нее, ну, когда они с прыгуном раз-бежались. Кшиштоф смотрел отборочные прыжки вместе со мной. Из поляков прошли двое. Адам Малыш и Роберт Матея. Я долго думала, стоит ли вслух комментировать усики Малыша. Они отвратные. Но все-таки не утерпела, высказалась, Кшиштоф обиделся.
18 февраля
Весь день мне ужасно хотелось нарисовать Ма-гомета. Для себя лично. Один маленький рисуно-чек. В жарких странах жгут датские и норвежские флаги, полный хаос, экстренные выпуски новостей, все по полной программе. Возможно, если я нари-сую Магомета и напечатаю рисунок в «Самоубий-це», меня убьет какой-нибудь мусульманин. Весьма заманчиво. Как-то даже обескураживающе просто. Но еще совсем не факт, что мусульмане читают «Самоубийцу». Подозреваю, им запрещено лишать себя жизни. Надо мне постараться помочь журналу с распространением. Можно ходить по квартирам в пригородах или в Грёнелёкке и продавать подпис-ку или на станциях метро, в переходах, где магази-ны, чтобы не зависеть от погоды в дождь и холод-рыгу, и хорошо брать с собой Финч Хаттона, тогда уж они наверняка растают, мусульмане наверное любят щенков не меньше, чем остальные. Я не знаю, какой у «Самоубийцы» тираж сейчас, но на-до, ой как надо добиваться его увеличения. На зем-ле развелось слишком много людей. И пусть это будут те, кто действительно хочет жить. А мы, ос-тальные, уступим им место.
Кшиштоф пришел, когда начались прыжки с трамплина. Все наши дошли до финальной серии, а вот Роберт Матея срезался после первого прыжка.
Малыш во второй серии прыгал так себе, Кшиштоф расстроился и снова ушел класть плитку, чтобы переждать сильнейших. Серебро и золото взяла Ав-стрия, бронзу, четвертое и седьмое место — мы. Вот досада, что я забыла, кто из них пополиз. Я спокой-но отношусь к тому, что Норвегии в этот раз до-сталось меньше медалей, чем обычно. Нам даже по-лезно, чтобы нас обошли и мы наконец поняли, что выигрывать — не типично норвежская особенность. Гораздо более типично для норвежцев кончать с собой. Я как раз сегодня читала об этом в газе-те. Один из комитетов ООН глубоко озабочен не-адекватно высоким процентом самоубийств среди норвежских подростков, он выступил с критикой наших властей, непозволительно мало уделяющих внимание этой вопиющей проблеме. Меня эта ин-формация не удивила. Назначилась к психогейру на завтра, кстати говоря. Надо не забыть взять с со-бой Финч Хаттона и сюсюкать с ним, будто я люб-лю его больше всего на свете, неплохо по доро-ге заскочить в зоомагазин на Кристиане Августе и явиться к психогейру с пакетом оттуда и с каким- нибудь ошейником, чтобы он увидел, что я уже вполне себе сумасшедшая собачница и иду по пути выздоровления, или как он там называет то состо-яние, которого он хочет от меня добиться.
Назначилась к психогейру на завтра, кстати говоря. Надо не забыть взять с со-бой Финч Хаттона и сюсюкать с ним, будто я люб-лю его больше всего на свете, неплохо по доро-ге заскочить в зоомагазин на Кристиане Августе и явиться к психогейру с пакетом оттуда и с каким- нибудь ошейником, чтобы он увидел, что я уже вполне себе сумасшедшая собачница и иду по пути выздоровления, или как он там называет то состо-яние, которого он хочет от меня добиться.
19 февраля
Все-таки дура эта Констанция. Выдала ме-ня. Психогейр попросил мой дневник. Он счита-ет, что имеет право его почитать, поскольку сам надоумил меня его вести. Я, естественно, отказала. Никому не позволено совать нос в мои записи. Это секрет. У нас в семье никто никогда не писал. Мы не из тех, кто пишет. А я вот пишу. Привыч-ные семейные законы редко остаются неизменны-ми, если три четверти семьи разбиваются в Аф-рике на самолете. Но пишу я только для себя, а не для психогейра, так что я велела ему не суе-титься. Потом он спросил, как у меня с Финч Хаттоном, выстроились ли отношения, и я долго нахально врала, расписывая, какое это счастье — иметь собаку и что у меня появился такой друг, о котором я всегда мечтала, но не знала, что они бывают, и что мы неразлучны и даже спим вмес-те. Но выяснилось, что он разговаривал с Кон-станцией и ему известно, что Финч Хаттоном за-нимается она, а я только коротко вижусь с ним каждый день, и что я сказала, что не готова пока взять на себя такую ответственность. А кроме то-го Констанция сообщила открытым текстом, что я не произвожу впечатления уравновешенного че-ловека и по ее мнению могу предпринять новую попытку.
Я пулей вылетела из кабинета психогейра, за-быв Финч Хаттона, схватила такси и примчалась домой, но я и здесь чувствую себя в опасности, боюсь, что психогейр предпримет, как он выража-ется, меры и меня упекут в какую-нибудь клини-ку, даже думать об этом страшно, мало мне всего, еще и свободы лишиться, маяться под замком, нет уж. Жить в своем собственном ритме, ходить куда захочется, прислушиваться к себе, потихоньку во всем разбираться — только это может мне помочь, я это чувствую, но психогейр не хочет в это вни-кать, тем более после того, как я его в прошлый раз надула. Он считает, что меня нужно защищать от меня же самой, и в этом он наверно прав, но я все равно хочу, чтобы выбор оставался целиком и полностью за мной. Если я останусь жить, то по-тому, что всем своим существом почувствую пра-вильность такого выбора, а не потому, что кто-то помешал мне умереть. В такси я думала, что по-кончу со всем, как только доберусь до дому, что главное — опередить психогейра, но дома я рух-нула на диван, совершенно опустошенная, лежала, уставившись в потолок, пока не затрезвонил теле-фон, это был психогейр, он заставил меня пообе-щать, что, даже если я что-то решила, я не сде-лаю этого сегодня, он дал мне адрес в интернете, я заглянула туда вечером, там пишут, что жела-ние покончить с собой возникает из-за того, что боль, которую человек испытывает, в разы превос-ходит душевные ресурсы человека, его угнетает, что их не хватает, чтобы с болью справиться, и что большинство покушающихся на самоубийство ищут избавления от боли и облегчения, но облег-чение — это чувство, говорят они, а покончивший с собой ничего не чувствует, в том числе и облег-чения, и я вижу правоту их слов, но я все равно не хочу в психушку, а чувствую, что все этим и кон-чится, если я останусь дома, сюда заявится пси-хогейр с белыми халатами и перевозкой, и меня отвезут в больницу, где повсюду замки и двери, и начнут качать меня лекарствами, и все станет еще хуже, так что единственный выход для меня — исчезнуть.