Но хватит уже — гашу свет, пока совсем не рассвело.
1 января 2006
Вчера утром вернулся Кшиштоф. Странное он выбрал время. И тут же потопал класть плитку. Это тоже меня несколько озадачило, поэтому я ос-тановила его и напомнила, что у нас сегодня Новый год и что по случаю праздника хотя бы плитку не кладут, а он ответил, что еще как кладут, у них в Польше это обычное дело, но я ему не поверила и пригласила его в ресторан Холменколлена, заказала вина, поблагодарила за подарок, призналась, что та-кой красивой музыки не слышала уже очень давно, и он тут же, едва сдерживая слезы, рассказал, что его девушка нашла себе другого, а как он думал, спросила я, он весь год торчит в Норвегии, тако-вы женщины, сказала я, и что за самонадеянность такая, считать, что ты можешь годами отсутство-вать, спать на полу с пепельницей чуть не под по-душкой, а она должна изводиться где-то там в поль-ской глубинке и ждать как дура набитая.
Мне нравится, когда мужчины в отчаянии и плачут.
Ближе к ночи мы вскарабкались на трамплин Холменколлен, сели на площадке и стали смот-реть на фейерверки в городе, попробовали было заняться этим самым, но Кшиштоф был слишком пьян, оно, может, и к лучшему, короче, Новый год получился на славу. В мрачном взгляде на жизнь есть, как выяснилось, свой плюс: теперь меня го-раздо легче приятно поразить.
Из планов на новый год у меня только один: попробовать умереть. Ума не приложу, правда, как это сделать. Традиционные способы такая мура. Все эти повеситься, застрелиться и тому подобное. Фу, вульгарно и пошло. Лучше всего разбиться на самолете. Но они, к сожалению, грохаются не так часто. Разве что в Африку податься? Но это такая морока… Ладно, подумаю еще.
2 января
Вчера меня благословил сам премьер-министр.
.. Ладно, подумаю еще.
2 января
Вчера меня благословил сам премьер-министр. Он обратился ко мне с речью. Возможно, и к ос-тальным тоже, но я заметила только, что он гово-рит со мной. Он сказал, что я смогу преодолеть себя. Что каждого из нас ждет победа. Что де-ло именно в этом — не бояться, дерзать, мечтать и стараться создавать условия и обстоятельства, в которых мечты станут явью. В этом было что-то пугающее даже. Он как будто бы прочитал мои мысли и поддержал их от всего сердца. Он одоб-рил мое желание умереть. Правда, потом он долго нес какую-то белиберду про Ибсена.
3 января
Вчера и сегодня Кшиштоф меня избегает. Боит-ся встретиться со мной взглядом. Я спросила поче-му и поняла — ему стыдно, что пытался соблазнить меня в новогоднюю ночь. Боится, что я запишу его в насильники, обозлюсь и выгоню вон. Хоть плачь, хоть смейся. Бывают же такие милые! Я велела ему не волноваться и об этом не думать. Не знаю, как там у них в Польше, но мы в Норвегии, и за окном 2006 год. Здесь парни и девушки все время зани-маются добрачным сексом, фактически они именно до брака сексом и занимаются, и мне гораздо при-ятнее спать с ним, чем с этими богатенькими сын-ками в идиотских ушегрейках вместо шапок.
После моих слов Кшиштоф приободрился. И клал плитку до позднего вечера. Может, и сей-час еще продолжает. Немного странно, конечно, но не мне судить.
4 января
Констанция затащила меня на первую в этом го-ду репетицию театра ХГ. Через две недели премье-ра, а я почти согласилась участвовать в спектакле.
В общем, ничего сложного. Надо перед первым ак-том выйти на сцену и произнести несколько фраз, потом еще несколько фраз перед вторым и еще раз в самом конце. Я цементирую весь спектакль, ска-зал режиссер. По-моему, он назвал меня рассказчи-ком или что-то вроде. Мне все равно. Не помню да-же, как называется пьеса. Да и какая разница. Важ-но, как говорит Констанция, не сидеть в четырех стенах, а просто бывать с людьми или зверями.
10 января
Тяжелая неделя.
В школу не хожу.
Сижу дома и думаю, как все будет, когда меня не станет. Не могу решить, обязательно ли наво-дить порядок. Разобрать все и разложить по ко-робкам. Или пусть этим займутся уже другие? Но тогда они обнаружат кучу дорогих мне вещей, ни-чего для них не значащих. Письма. Фотографии. И отволокут их на помойку, а меня это не устраи-вает. Видно, придется распихивать все самой, но у меня нет сил, тошно даже думать об этом. Если б я оставалась жить, можно было бы сейчас все бросить как есть и разобрать через несколько лет, но я ж не остаюсь. Надо бы конечно освободить дом от вещей, потом продать его, а деньги отдать на что-нибудь доброе. Но и это выше моих сил. Похоже, оставлю все как есть. И пусть достанется дядям и тетям. Они, понятно, обрадуются. Если конечно у папы и у мамы не обнаружится детей, о которых они не рассказывали. А что? Я читала, что так бывает сплошь и рядом. С маминой сто-роны скорее всего нет, а вот с папиной… В любом случае, я этого не исключаю. Тем более что ме-ня это вообще не касается. Меня здесь не будет, значит, мне и слова давать не положено. Умирая, человек бесповоротно убирает себя из кадра. Ес-тественно, я походила по интернет-форумам са-моубийц. Думала, найду там единомышленников, но стало только противно. Многие младше меня, а причины, которые толкают их на смерть, абсо-лютно никакие. Они не дозрели до того, чтобы захотеть умереть по-настоящему. Или они ханд-рят, не пойми почему, или их бросила девушка, или им приспичило отомстить родителям, кото-рые их, видите ли, не понимают. Смерть — это же так романтично, в смерти есть величие, им кажет-ся, она может быть началом чего-то или даже мес-тью кому-то, эти сопляки ни черта не смыслят в том, с чем заигрались. Детский сад, штаны на лям-ках.
Детский сад, штаны на лям-ках. И все время названивает Констанция, при-стает то с репетициями, то с коняшками и прочи-ми четвероногими (с коняшками сейчас помень-ше, что да, то да), и я говорю, что давно выучила свою роль, вру, конечно. Я попробовала почитать сценарий, но меня через три секунды одолела ску-ка, во всяком случае через шесть точно.