Просто собаки слишком правильные. И поэто-му не видят дальше своего носа. Они очень сим-патичные, пока щенки, но потом делаются обык-новенными. Я замечаю, что стала скептически от-носиться к существам, которые покорно хавают что дают и не понимают, что есть и другой выход.
Потом Кшиштоф ушел домой класть плитку, а Констанция и психогейр долго еще беседовали, си-дя у моей кровати. По-моему, в основном о соба-ках и коняшках, точно не знаю. Я была слишком сонная, чтобы вникать. Клевала носом и вполгла-за смотрела Олимпиаду. Но они с удовольствием общались, и, пока они трепались, Кари Тро взя-ла серебро в могуле. Она пышет энергией и до-вольством собой. И в целом болезненно бодра. Что-то тут нечисто. Надо разузнать, нет ли у нее собаки.
12 февраля
Олимпиада целый день. Сноуборд, биатлон и что-то еще, уже забыла. Валялась в кровати и смотрела телик, полуприкрыв глаза. Норвежец по имени Ларе выиграл в прыжках с трамплина. Ска-зали, что он из Восса. Кари Тро оттуда же. Он гоже большой бодряк, но не такой безмерно са-модовольный, в нем больше сдержанности, к сча-стью. Возможно, в Воссе особая атмосфера.
Возможно, в Воссе особая атмосфера. На-до бы изучить ее получше, пожалуй, мне стоит смотаться туда и сделать репортаж, посмотреть статистику самоубийств. И процент особаченности населения. Констанция приводила Финч Хат-тона. Я стараюсь крепиться. Но он конечно очень трогательный. Лижет мне руки и вообще класс-ный.
14 февраля
Я вдруг совершенно раскисла. Подозреваю, они стали снимать меня с лекарств. Готовят к от-правке домой и хотят посмотреть, как я отреаги-рую. Дурацкий психогейр нашептал, видимо, что, раз у меня появилась собака, меня можно отсы-лать домой, как только восстановится после трав-мы голова. Я не хочу домой. В больнице гораздо лучше. Мне нравится, что все время заходят люди поинтересоваться, как я себя чувствую, и узнать, не надо ли мне чего.
Из-за того что я не учла эластичность веревки, все очень усложнилось. Если бы все прошло по плану, теперь бы уже все закончилось. И я была бы свободна. А так, именно свободы мне и не ви-дать. Маятник со всего размаха качнулся в обрат-ную сторону.
Я потерпела фиаско и одновременно получи-ла в дар жизнь, это слишком сложное сочетание. Я могу попробовать еще раз, когда представится возможность, но все выглядит не радужно. Я чув-ствую, что все жутко теперь запуталось. Следую-щая попытка обойдется мне гораздо дороже. Но и быть здесь, не пытаясь, тоже будет обходиться очень дорого. И как я теперь явлюсь в школу?
Смотри, это та чокнутая, которая пыталась пове-ситься в физкультурном зале на глазах у наших родителей.
15 февраля
Есть Хорошие новости — утром мы надрали шведов в керлинг. Но плохо, что меня выписыва-ют. Они говорят, что я выкарабкалась гораздо бы-стрее, чем они думали, и при условии, что я буду под присмотром психолога постоянно, они готовы отпустить меня домой, во всяком случае держать меня в больнице больше не хотят, они так прямо и говорят, что им нужны койки для других паци-ентов. Я спросила главврача, нельзя ли мне ос-таться хотя бы до конца Олимпиады, и он с ходу ответил нет, даже думать не стал. Конечно, его интересует только внешнее, тело и его функции и отправления, а как у человека на душе — на это им начхать. Меня это потрясло.
16 февраля
Родня мобилизовала силы, чтобы я не остава-лась дома одна. Тронд с Биттен открыли мне свой дом, приезжай и живи, говорят они, не доверяют мне после случившегося, но я поблагодарила и сказала нет. Я хочу одиночества. И что прият-но — заставить меня они не могут, потому что мне восемнадцать, пока мне не исполнилось во-семнадцать, я не думала, что это так важно, но оказалось, что разница огромная, потому что те-перь я все решаю сама: где мне поселиться, что делать, кому отдать папин «БМВ», как долго я собираюсь жить. Да, всё сама, всё-всё.
17 февраля
Такая ломка — снова оказаться дома. Целый день лежу на диване в гостиной и смотрю Олим-пиаду, попросила Кшиштофа хоть пару раз в день проходить мимо и говорить: «Привет, как у нас дела?» Он сходил в магазин «Рими» на углу и принес еды, он считает, что мне надо побольше есть, потому что уж очень я исхудала, он дума-ет, что это анорексия, наверняка в Польше у всех девушек есть эта проблема, но у меня ее нет, я просто не хочу есть, но Кшиштоф напек мне поль-ских булочек, по вкусу они совершенно как нор-вежские. И я все-таки съела одну, чтобы порадо-вать его. Констанция приводила Финч Хаттона, она рассчитывала оставить его, раз я теперь дома, но я пока не в состоянии взять на себя такую ответственность. До меня стало доходить, что со-бака требует очень много внимания. Он забавный, он мягкий и теплый, но требует ухода. Ему каж-дый день нужны еда и вода и прогулки, его нужно водить на курсы, где его приучат к чистоте и на-учат приличным манерам, а на все это у меня просто-напросто нет сил, так я и сказала Констанции, и она как ни старалась этого скрыть, но была очень разочарована и надулась, а я не выношу разочаровывать кого-то, потому что все сразу за-путывается, человек обижается, но не хочет этого показать и говорит, что все в порядке, а по нему видно, что ничего подобного, Констанция посто-янно так себя ведет.
Я много плачу. Больше, чем раньше, на самом- то деле. Возможно, тогда я точно знала, что есть выход, знала, что рано или поздно им воспользу-юсь, а теперь вообще никакого выхода не вижу. Что же мне делать?! Я ничего не хочу. Отчаянная решимость «к чёрту всё!», переполнявшая меня месяц назад, выветрилась-совершенно. Несколько раз звонили из журнала для самоубийц, им моя статья понравилась, но я сказала, что пока не го-това взяться за работу. Возможно, я напишу для них что-нибудь, когда вернется вдохновение и же-лание умереть станет конкретнее.