Далекие часы

Что вы велели назначить именно меня.
Уголок ее рта дернулся, и она уставилась на меня; всю редкость подобного взгляда понимаешь только тогда, когда он направлен на тебя. Когда он властно проникает прямо в душу.
— Сядьте, — скомандовала она, как будто я была собакой или непослушным ребенком.
Ее голос был таким хрупким, что на этот раз я не стала спорить, отыскала ближайший стул и покорно на него опустилась.
Она постучала сигаретой по столу и прикурила. Глубоко затянулась и выдохнула, разглядывая меня.
— Вы изменились.
Перси положила свободную руку на живот и откинулась в кресле. Так ей было удобнее меня оценивать.
— Не уверена, что понимаю вас.
Анатомируя меня, она сощурилась; водянистые глаза осмотрели меня сверху вниз так пристально, что я поежилась.
— Да. Вы уже не такая бойкая. Как в прошлый визит.
Опровергать очевидное я не стала.
— Да. — Руки угрожали пуститься в пляс, и я скрестила их на груди. — Извините.
— Не извиняйтесь. — Перси вздернула сигарету и подбородок. — Такой вы мне больше нравитесь.
Еще бы. К счастью, прежде чем я столкнулась с невозможностью придумать ответ, она вернулась к моему первоначальному вопросу.
— Я велела назначить вас в основном потому, что моя сестра не потерпела бы в доме незнакомого мужчину.
— Но мистер Гилберт уже взял интервью. Ему незачем было возвращаться в Майлдерхерст, если это не нравилось Юнипер.
Лукавая улыбка вернулась.
— А вы умны. Хорошо. Я на это надеялась. После первой встречи я еще сомневалась, а иметь дело с идиоткой мне не хотелось.
Я разрывалась между «Спасибо» и «Пошла ты к черту» и в качестве компромисса прохладно улыбнулась.
— У нас мало знакомых, — выдохнула она, — почти никого не осталось. Когда вы явились с визитом и эта Кенар сообщила мне, что вы работаете в издательском бизнесе… ну, я задумалась. А потом вы обмолвились, что у вас нет ни братьев, ни сестер.
Пытаясь проследить ее логику, я кивнула.
— И тогда я решилась. — Она снова затянулась сигаретой и устроила целое представление из поисков пепельницы. — Я знала, что вы будете непредвзяты.
С каждой секундой я ощущала себя все более глупо.
— Непредвзята насчет чего?
— Насчет нас.
— Мисс Блайт, боюсь, я не понимаю, какое отношение это имеет к статье, которую мне поручили написать, к книге вашего отца, к вашим воспоминаниям о ее публикации…
Она нетерпеливо взмахнула рукой, и пепел упал на ковер.
— Никакого. Никакого. Это не имеет к ним никакого отношения. Это имеет отношение к тому, что я собираюсь вам рассказать.
Не тогда ли у меня по коже побежали зловещие мурашки? Или просто порыв холодного осеннего ветра просочился под дверь и дернул замок, так что ключ упал на пол? Перси не обратила на него внимания, и я попыталась последовать ее примеру.
— К тому, что вы собираетесь мне рассказать?
— К тому, что необходимо исправить, пока не слишком поздно.
— Слишком поздно для чего?
— Я умираю, — заявила она, моргнув с привычной холодной откровенностью.
— Мне очень жаль…
— Я стара. Так устроен мир. Я не нуждаюсь в вашей жалости.
Ее лицо изменилось, словно тучи набежали на зимнее небо, скрыв последние остатки солнечного тепла. Она выглядела старой, усталой. И я поняла, что она не врет: она действительно умирает.
— Я схитрила, когда позвонила издателю и попросила назначить вас. Мне жаль, что я обидела того парня.

— Я схитрила, когда позвонила издателю и попросила назначить вас. Мне жаль, что я обидела того парня. Не сомневаюсь, что он прекрасно поработал. Он настоящий профессионал. И все же я не смогла придумать ничего другого. Я хотела, чтобы вы приехали, и это был единственный способ.
— Но почему?
В ее манерах появилось нечто новое, настойчивость, которая мешала мне дышать полной грудью. Затылок покалывало от холода, и не только от него.
— У меня есть история. Я единственная, кто ее знает. Я расскажу ее вам.
— Почему? — чуть слышно шепнула я, откашлялась и повторила: — Почему?
— Потому что ее нужно рассказать. Потому что я ценю точные сведения. Потому что я не могу больше носить ее в себе.
Мне почудилось, или она взглянула на чудовищ Гойи?
— Но почему вы остановились на мне?

Перси моргнула.
— Потому что вы та, кто вы есть. Потому что вы дочь своей матери.
Она едва заметно улыбнулась, и мне показалось, что она извлекает определенное удовольствие из нашей беседы; возможно, из власти, которая коренилась в моем невежестве.
— Это выбор Юнипер. Она назвала вас Мередит. И тогда я обо всем догадалась. И тогда я узнала, что мне нужны именно вы.
Кровь схлынула с моего лица, и я испытала стыд, подобно ребенку, уличенному во лжи учителю.
— Извините, что молчала об этом; просто я думала…
— Ваши резоны меня не интересует. У всех есть свои секреты.
Остаток извинения я проглотила прежде, чем он слетел с моих губ.
— Вы — дочь Мередит, — заговорила она быстрее, — а значит, вы все равно что семья. А это семейная история.
Я ожидала чего угодно, но только не этого, и была сражена; внутри меня вспыхнула радость за мать, которая любила это место и столько времени считала себя отвергнутой.
— Но что мне делать с ней? — воскликнула я. — В смысле, с вашей историей.
— Делать?
— Я должна ее записать?
— Нет, незачем. Не надо записывать, просто постарайтесь все исправить. Я доверюсь вам в этом отношении… — Перси наставила на меня острый палец, но суровость жеста ослабило спокойное выражение лица. — Я могу вам довериться, мисс Берчилл?
Я кивнула, хотя ее поведение внушило мне мрачные предчувствия касательно того, о чем именно она меня просит.
Казалось, она испытала облегчение, ее самообладание дрогнуло лишь на мгновение и тут же вернулось.
— Ну хорошо, — резко произнесла она, обратив взгляд к окну, из которого выпал и разбился ее отец. — Надеюсь, вы сможете обойтись без обеда. У меня нет лишнего времени.
Рассказ Перси Блайт
Перси Блайт начала с предупреждения.
— Я не рассказчица, в отличие от остальных. — Она чиркнула спичкой. — У меня всего одна история. Слушайте внимательно; я не стану повторять. — Она прикурила и откинулась на спинку кресла. — Говоря, что это не имеет никакого отношения к «Слякотнику», я была не совсем точна. Так или иначе, моя история начинается и заканчивается этой книгой.
Ветер просунул щупальце в каминную трубу, дразня пламя. Я открыла записную книжку. Перси считала, что это лишнее, но меня терзала странная тревога, и я отчасти успокоилась, спрятавшись за практичностью кремовых в черную линейку страниц.
— Отец однажды обмолвился, что искусство — единственная форма бессмертия. Он любил подобные фразы; полагаю, вслед за собственной матерью. Она была одаренной поэтессой и поразительной красавицей, но холодной как лед. Она могла быть жестокой. Не намеренно; талант делал ее такой. Она внушила моему отцу множество странных идей.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140