Движение привлекло ее внимание к крыше замка, и сердце завертелось огненным колесом. На крышу карабкался кто-то в белом летнем платье. Юнипер. Наконец-то закончила! Вернулась во внешний мир. Пока Мередит наблюдала, девушка добралась до ровного края и села, свесив длинные ноги. Мередит было известно, что сейчас она закурит, откинувшись на спину и глядя в небо.
Но она не закурила. Вместо этого она резко застыла и уставилась на лес. Мередит крепко держалась за ветку; возбуждение вырвалось странным смешком, который застрял в горле. Словно Юнипер услышала ее, словно старшая подруга ощутила ее присутствие. Мередит знала, что если кто и способен на подобное, так это Юнипер.
Она не могла вернуться в Лондон. Не хотела. Не сейчас, еще не время.
Мередит следила, как мама и пана идут по дорожке прочь от замка; мама обхватила себя руками, папа прихрамывал.
— Простите, — прошептала она чуть слышно. — У меня не было выбора.
5
Ванна была едва теплой и неглубокой, но Саффи было все равно. Удовольствие долгого отмокания в горячей воде кануло в прошлое, и ей достаточно было просто остаться наедине с ужасным предательством Перси. Она подалась вперед, чтобы лечь на спину, согнутыми коленями к потолку, затылком и ушами в воде. Ее волосы развевались вокруг островка лица, словно водоросли; она прислушивалась к клокотанию и журчанию воды, звяканью цепочки от пробки об эмаль и прочим странным наречиям водного мира.
Всю свою взрослую жизнь Саффи была слабейшей из близнецов. Перси обычно отмахивалась от подобных тем, настаивала, что такого не бывает, только не с ними, а есть лишь положение на солнце и в тени, между которыми они постоянно перемещаются и пребывают в совершенном равновесии. Очень мило с ее стороны, но не столько точно, сколько благонамеренно. Просто Саффи чувствовала, что ее таланты и способности не имеют никакого значения. Она неплохо писала, замечательно шила, готовила (сносно), а в последние годы даже стирала и убиралась; но к чему подобные умения, если она остается рабыней? Хуже того, добровольной рабыней. Ведь большую часть времени, как ни стыдно признавать, Саффи не переживала из-за собственной роли. В конце концов, подчинение дарует легкость, облегчение бремени. И все же порой, например сегодня, она негодовала из-за того, что от нее ожидают беспрекословной покорности, пренебрежения к собственным интересам.
Саффи приподнялась и откинулась на гладкую стенку ванны, провела влажной фланелью по разгоряченному от злости лицу. Эмаль приятно холодила спину, и Саффи накинула фланель смятым покрывалом на груди и живот, глядя, как оно поднимается и опускается с каждым вздохом, словно вторая кожа; затем она закрыла глаза. Как Перси посмела говорить за нее? Принимать за Саффи решения, определять ее будущее, даже не посоветовавшись?
Но Перси посмела, как много раз прежде, и сегодня, как и всегда, не встретила сопротивления.
В попытке усмирить ярость Саффи протяжно выдохнула. Вздох прервался всхлипом. Наверное, она должна быть довольна и даже польщена тем, что Перси так отчаянно нуждается в ней. И она действительно польщена. Но еще она устала от собственного бессилия; более того, у нее тяжело на душе. Сколько Саффи себя помнила, она застряла в жизни, текущей параллельно жизни ее мечты, жизни, надеяться на которую она имела все основания.
На этот раз, однако, кое-что она могла сделать… Саффи погладила себя по щекам, воодушевленная растущей дерзостью… мелочь, которая поможет ей проявить свою ничтожную власть над Перси. Это будет удар не действия, но бездействия; Перси никогда даже не узнает, что он был нанесен. Единственным трофеем будет частичное возвращение самоуважения Саффи. Но этого достаточно.
Она оставит при себе кое-какую информацию, которой Перси предпочла бы владеть, а именно сегодняшний внезапный визит. Пока Перси прохлаждалась на свадьбе Люси, Юнипер творила на чердаке, а Мередит бродила по поместью, солиситор папы, мистер Бэнкс, приехал в своем черном автомобиле в сопровождении двух суровых маленьких женщин в скромных костюмах.
Но этого достаточно.
Она оставит при себе кое-какую информацию, которой Перси предпочла бы владеть, а именно сегодняшний внезапный визит. Пока Перси прохлаждалась на свадьбе Люси, Юнипер творила на чердаке, а Мередит бродила по поместью, солиситор папы, мистер Бэнкс, приехал в своем черном автомобиле в сопровождении двух суровых маленьких женщин в скромных костюмах. Саффи накрывала стол для чаепития на улице и хотела было спрятаться, притвориться, что никого нет дома, — она не слишком любила мистера Бэнкса и не желала открывать дверь незваным гостям, — но старик помнил ее еще маленькой девочкой, он был папиным другом, и потому она была вынуждена его впустить, хотя и не объяснила бы с легкостью почему.
Она вбежала в кухонную дверь, посмотрела в овальное зеркало рядом с кладовой и поспешила наверх, как раз вовремя, чтобы поприветствовать гостя у передней двери. При виде нее он был удивлен, почти недоволен, и возвестил, что грядут последние времена, раз уж в таком грандиозном имении, как Майлдерхерст, больше нет настоящей экономки, после чего приказал проводить его к отцу. Как бы Саффи ни стремилась принять меняющиеся нравы, она питала старомодное почтение к закону и его служителям и потому повиновалась. Гость был немногословен (то есть не расположен к пустой болтовне с дочерями клиентов); по лестнице они поднимались в тишине, чему Саффи была рада — рядом с такими мужчинами, как мистер Бэнкс, она всегда лишалась дара речи. Когда они достигли вершины винтовой лестницы, он резко кивнул и вместе со своими навязчивыми спутницами вошел в папину комнату в башне.
Шпионить Саффи не собиралась; более того, она возмущалась этим вторжением в свое личное время почти так же сильно, как любым делом, которое приводило ее в отвратительную башню с ее запахом надвигающейся смерти и чудовищным офортом в раме на стене. Если бы ее внимание не привлекло полное муки трепыхание бабочки в паутине между столбиками перил, она бы, несомненно, уже была на середине пути вниз, далеко за пределами слышимости. Но она принялась осторожно распутывать насекомое и потому уловила папины слова: