— Кажется, Милли, ты не очень-то желаешь получить заслуженные почести и награды?
— Лично я не люблю закрытых пространств, — призналась Фаэй Милли. — В городах я чувствую себя неуютно. Особенно в тех городах, где знают лично меня по имени.
Бегущий За Ветром улыбнулся:
— Надо же! А я думал, что кроме меня в этом мире не осталось скромных людей.
— Так, может, и ты не стремишься в Тласколан?
— Вообще-то, у меня там нет никаких дел. Кроме того, после уничтожения последнего колдуна я больше себе не принадлежу.
— А кому же ты принадлежишь? — игриво спросила девушка.
— Тебе.
На поле боя, среди гор убитых и раненых, губы Бегущего За Ветром и Фаэй Милли наконец-то слились в долгом жарком поцелуе.
Принц Касикал, в немом изумлении наблюдавший за этой сценой, решил вмешаться:
— Простите мое невежество, но я не совсем понимаю… Простите мое любопытство, но я хотел бы уточнить… Простите мою нескромность, но мне не терпится разобраться…
Бегущий За Ветром махнул рукой:
— Оставьте придворные ухищрения, дорогой принц! У вас своя дорога, у нас — своя.
— Но как же празднества… поздравления, благодарности… — лепетал растерянный принц.
— Уверен, что в Тласколане и без нас найдется достаточно героев, которые рады будут получить все почести — положенные и неположенные, заслуженные и приписанные льстецами. А для меня самая большая награда — вот эта девушка! — Бегущий За Ветром снова поцеловал Фаэй Милли.
Пираты и воины Тласколана сопроводили этот поцелуй долгим протяжным радостным ревом. Принц Касикал еще продолжал что-то говорить, а Бегущий За Ветром и Фаэй Милли, больше не обращая на него внимания, продолжили свой путь к причалу.
Колдуны культа Тло-Алипока были уничтожены. Для Бегущего За Ветром пришла пора выполнять обещание, данное Фаэй Милли. Оно его не тяготило. Наоборот, он был уверен в том, что вместе с предводительницей пиратов и сам на некоторое время обретет простое человеческое счастье. Знал он и то, что рядом с такой девушкой о покое придется забыть на очень долгое время…
Бегущий За Ветром и жители крайнего севера
В этом году весна запаздывала. Побережье Северного океана было покрыто толстым слоем снега, а вода скована льдом. Когда миновали все положенные сроки, жители маленького стойбища, состоявшего всего из нескольких семей, собрали дары и отправились за советом к шаману. Шаман жил в ущелье Большого Белого Медведя. Его звали Куманкул. Он покровительствовал нескольким окрестным поселениям: лечил больных, провожал умерших в мир предков, общался с духами, предсказывал погоду. Несмотря на то, что услуги Куманкула стоили недешево, люди все равно в случае беды или радости обращались к нему. Беда напоминала им о собственной уязвимости, и они стремились умилостивить недоброжелательные силы природы. Радостные моменты были довольно редки, люди просили у добрых духов помощи и поддержки в непростой жизни на далеком севере.
К шаману Куманкулу пошли двое старых охотников: Угулак и Коргалай. Они звали с собой и третьего — Мувлан-батара, но тот заявил, что шаман недостаточно силен, чтобы ускорить приход весны. Он, дескать, лишь заберет дары и покамлает (Камлание — обряд, во время которого шаман или избранный им человек входят в транс и получают возможность общаться с потусторонними силами.) для вида: попляшет возле священного костра, поиграет костяными фигурками да постучит в бубен. А раз реальную помощь Куманкул оказать не может, то и нечего ходить к нему на поклон. Старики попеняли на неразумную самоуверенность Мувлан-батара, но так и не смогли его переубедить.
В дар Куманкулу Угулак и Коргалай принесли шкурки соболей, лисиц и морских нерп. Также взяли они с собой мешок мороженой рыбы, копченый бок оленя и плитку чая, выменянную прошлым летом у заезжих кайвайских купцов. Для маленького стойбища это были очень значительные и дорогие подарки. Тем более обидно было старым охотникам, когда шаман полдня продержал их на улице. Третья, младшая рабочая жена Куманкула Маментай, вышла к ним и сказала, что шаман занят гаданием на костях Рогатой рыбы, поэтому не может отвлекаться на незваных гостей.
Угулак и Коргалай шли на лыжах до ущелья Большого Белого Медведя почти три дня. Проделать такой долгий путь и вернуться назад без ответа шамана было нелепо. Поэтому охотники проглотили обиду, развели небольшой костер из запасенного по дороге хвороста, повесили на него бронзовый котелок и приготовили себе похлебку из тюленьего жира, сухих ягод и вяленого мяса.
Наконец, ожидание закончилось. Маментай пригласила гостей в большой чум шамана, сделанный из толстых жердей и обтянутый несколькими слоями оленьих шкур. Внутри было так тепло, что Куманкул сидел на меховых подушках в одних лишь шелковых кайвайских штанах. Его обнаженный торс лоснился от растертого по коже ароматического масла. Редкая, но длинная седая борода была тщательно расчесана.
На полу перед Куманкулом была расстелена драгоценная серебристая шкура горного барса, на которой в кажущемся беспорядке лежали большие рыбьи косточки. Старые охотники так и не поняли: то ли шаман стремился подчеркнуть свою значительность, то ли демонстрировал уважение к гостям, намекая, что принял их сразу же, как только закончил свое гадание.