— Ну вот. Просто прелесть.
— А зеркало? — нетерпеливо спросила Ольга.
— А зеркало — в доме. Пойдешь?
— Пойду.
Анастасия колебалась. И было отчего. С одной стороны, До ужаса непривычно. С другой, до ужаса красиво, и все здесь так ходят. С одной стороны, никогда прежде с рыцарем такого не случалось. С другой — нигде не сказано и не записано, что ношение такой вот одежды противоречит рыцарскому кодексу и воспрещается. Все законы и заповеди об этом молчат. Подходя с позиций формального крючкотворца — нигде не записано черным по белому, что рыцарю прощается появляться на людях без штанов. Никто не предусмотрел такого случая. Согласно строгой логике отсюда вытекает: где нет запрета, нет и нарушения… Анастасия азартно махнула рукой:
— Ну?ка!
И оказалась в платье. Одернула подол, поправила пояс и с нарочитым безразличием поинтересовалась:
— Надеюсь, я посмешищем не выгляжу?
— Прекрасно ты выглядишь, — сказала Алена тоном старшей и умудренной (хотя была не старше Анастасии). — Кля нусь апостолами, лучшего и желать не стоит.
И все?таки пришлось собрать в кулак все самообладание и смелость, чтобы выйти за порог бани, как ни в чем не бывало пройти по двору в дом. Сначала Алена отвела их в комнату с большим зеркалом. Увидев себя во весь рост, Анастасия не могла бы описать свои чувства, являвшие причудливую мешанину, но утешилась все той же мыслью — где нет запрета… И все?таки — красиво. Что до Ольги, ее, похоже, такие сложности не волновали.
Анастасия отрешилась от своих последних колебаний, когда едва не покраснела под восхищенным взглядом Капитана, Он только и выдохнул:
— Настасья, нет слов…
Сам он вернулся из бани безмерно довольный, в белой вышитой рубахе Бобреца, в его же синих штанах в узкую алую полоску, остроносых сапогах младшего брата воеводы, Отросшая за время путешествия щетина помаленьку превращалась в пушистую бородку, и Капитан не собирался ее сбривать. Он крутился перед зеркалом даже дольше, чем Анастасия, а поймав ее смешливый взгляд, без тени смущения объяснил:
— Всегда хотелось, знаешь ли, этак вот по городу пройтись?пройтаться… Бобрец, у тебя мурмолки, случайно, не найдется? Чтобы с золотыми кистями… Набекрень ее на буйную голову — и гоголем…
— Найдем, Иваныч. — Бобрец водрузил на стол пузатый глиняный жбан, содержимое коего назвал медовухой. — А пока что — как заведено после баньки, и не нами заведено…
Стол, признаться, был богаче тех, за которыми Анастасия сиживала в Счастливой Империи. Медовуха сначала показалась ей некрепкой сладкой водичкой, но вскоре в голове зашумело, и она оценила коварство напитка, Платье ее уже ничуть не стесняло и не казалось неуместным.
Медовуха сначала показалась ей некрепкой сладкой водичкой, но вскоре в голове зашумело, и она оценила коварство напитка, Платье ее уже ничуть не стесняло и не казалось неуместным. Она частенько ловила на себе взгляды Капитана, вспомнила жесткие тюки в фургоне, треск пожарища, потом ливень, все слова, что были тогда сказаны. Неожиданно для себя сказала Бобрецу:
— Хорошо живете, признаться. Бани, платья, стен вокруг города и в помине нет…
Бобрец переглянулся с женой, они улыбнулись друг другу, потом воевода сказал:
— Знаешь, Настасья, жизнь, вообще?то, не так чтобы уж полностью безоблачная… Хорошо б, понятно, если бы землю населяли одни праведники, но ведь нет этого пока. Бывает всякое, И люди бывают всякие. Однако ж стараемся…
— Вы мне вот что объясните, — сказала чуточку захмелевшая Анастасия громко и решительно. — Кто из нас, Империя или вы, ближе к Древним, а значит, счастливее? Вот какой вопрос меня гнетет… Бобрец развел руками:
— Тут уж я судить не могу. Древний рядом с тобой сидит. Капитан молчал. Сосредоточенно думал. Лицо у него напряглось, потеряло всякую беззаботность.
— Ох уж эта Таська, — сказал он наконец. — Иногда бьет в самое яблочко… По?моему, Тасенька, вопрос нужно совсем по?другому ставить. Как мне это ни больно говорить, но счастье, похоже, совсем не в том, чтобы походить на Древних… на нас, то есть. Одним словом, жить мне хотелось бы не в вашей Империи, а тут. А тебе?
— Там моя родина, — сказала Анастасия. — Там…
— Гости мои дорогие! — сказал Бобрец. — Я, признаться, К ученым разговорам не приучен. Простой порубежник, чего уж там. А вот придет братишка — он у меня, ученым и звездочетом будучи, к умным мыслям имеет прямое касательство. ним и стоит такой разговор заводить. А мы уж давайте — как после честной баньки, идет? Он подпер широкой ладонью щеку и запел:
Не жалею, не зову, не плачу.
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданьем золота охваченный,
я не буду больше молодым…
Он пел чистым и звонким, печальным и сильным голосом, и все сидящие за столом замерли, а песня лилась, и река, спокойная, могучая река, подхватившая Анастасию, уносила ее куда?то к иным берегам, где догадки становились истинами, а истины стоили того, чтобы служить им всю оставшуюся жизнь, ни о чем не сожалея. Она пригорюнилась, подумав с щемящей тоской, что еще не сделала в жизни ничего такого оказывается, чем бы могла похвалиться, чем бы стоило гордиться. Украдкой покосилась по сторонам — Капитан сидел нахмуренный и серьезный, на реснице у Ольги блестели слеза.