Четыре часа лету прошли в скучливой дремоте под мерный гул двигателей. Наконец загорелось табло, призывающее пристегнуть ремни, самолет заложил вираж, и противный зуд в желудке предупредил Мишу о приближающейся посадке.
— Эй, брат, зачем стоишь? — проснувшийся попутчик толкнул милиционера в бок. — Выходить надо.
Другие пассажиры, поднявшись с мест, нетерпеливо семенили к открытому люку, пылавшему в полутемном салоне как жерло адской печи. Миша тоже сделал движение к выходу, но вдруг обнаружил, что тогда нос к носу столкнется с Любой и ее собратьями по вере. Обнаруживать себя раньше времени не следовало, и Миша уселся обратно в кресло.
— Иди уже, а? — настаивал нетерпеливый сосед.
— Не могу, — ответил милиционер заговорщицким шепотом, — там моя бывшая. Не хочу с ней встречаться.
— Ээээ, — презрительно протянул хозяин тюбетейки. — Женщины испугался. Дай я пройду, а ты сиди.
Миша дождался, пока противники нырнут в брызжущий солнцем люк, и лишь тогда двинулся к выходу.
Едва молодой человек ступил на площадку трапа, разъяренное солнце обрушило на его белобрысую макушку весь жар преисподней. Миша качнулся, ухватился за поручни и ойкнул, обжегшись. Йорик шумно задышал и заметался по сумке, будто та вдруг превратилась в раскаленную духовку.
— Тише ты! — прошипел милиционер, притиснув альтер эго локтем. — Щас до тенька добегу.
Пассажиров, спускавшихся по трапу, проглатывали новенькие белые автобусы и везли к зданию аэровокзала.
Миша нырнул в последний, почувствовав при этом, что перебрался из большого ада в маленький, умещающийся в консервной банке. Несмотря на то, что на пахнущих свежей пластмассой сиденьях еще оставались следы целлофановых чехлов, кондиционер в автобусе уже успели сломать.
— Э, да вы совсем красный, — сердобольно поцокала языком необъятная пожилая дама в черно-белом, похожем на зебру платье.
— Жарко у нас. Еще повезло, что под вечер приехали. Днем совсем плохо было.
Миша кивнул, обронив с носа несколько капель шипящего пота. Даже включив всю свою фантазию, он не смог представить, каково оно, это дневное «совсем плохо».
Автобус заурчал и тронулся в путь, ловя открытыми окнами живительный прохладный ветерок. Миша подставлял ветерку лицо, уговаривая самого себя прожить еще минутку-другую. На то, что творится в сумке, он уже не реагировал.
Йорик страдал. Он ощущал себя грешником в крошечном личном аду, где давят стены, нестерпимо воняет п о том и выхлопами, а вместо воздуха в легкие течет раскаленное нечто, чему нет названия и нет места на обитаемой планете. Острый коготь сам собой полоснул болоньевый бок сумки и череп плюхнулся на пол, под ноги ничего не подозревающих пассажиров.
Автобус неспешно катил по летному полю. Водитель, лысый мужчина, обряженный в легкую рубашку, с пришлепнутым на макушку мокрым носовым платком, притормозил, пропуская электрокар, к которому было прицеплено пять или шесть тележек, груженых багажом. До спасительной тени аэровокзала оставалось рукой подать.
— Убийца! — донеслось откуда-то снизу. Водитель опустил глаза. Из тени под ногами — непроглядно густой из-за контраста с залитым солнцем летным полем — таращились два горящих глаза.
— Шайтан, — прошептал водитель одними губами, чувствуя подступающую дурноту.
— Я те дам шайтана! — рявкнуло снизу. — Что ж ты встал, подлец? Мы от жары дохнем, а он стоит! Вперед, зараза!!!
Водитель послушно кивнул, и с такой силой саданул пяткой педаль газа, будто та была неведомой гадиной о двадцати ногах.
Выпустив облако черного дыма, автобус с лязгом врезался в последний «вагон» багажного поезда. Подцепленная широким бампером тележка встала на дыбы и «выстрелила» по кабине убойным зарядом из корзин, чемоданов, рюкзаков и их содержимого. Огромный баул вдребезги разнес лобовое стекло, взорвавшись тряпичным фейерверком. На Йорика обрушился град осколков вперемешку с бельем. Череп, погребенный под грудой барахла, потерял связь с внешним миром.
— Шпашибо хоть штираный, — промычал Йорик, выплевывая чей-то штопаный носок. — Кто-нибудь! Помогите! Выпустите меня!
Автобус вильнул и покатился черт знает куда. Сквозь тряпье доносились яростные вопли водителя, подхваченные многоголосым хором пассажиров. Что-то ударило, затрещало, автобус скакнул, как молодой осел, но продолжал движение. Водитель разразился длинной тирадой на незнакомом языке. Ему ответил десяток перепуганных мужских голосов. Автобус пошел юзом.
Йорик сражался со своей тряпичной могилой с остервенением стремящегося на волю вурдалака. Когда он выпростался, ему предстала ужасающая картина. На водительском месте, закутанный в развевающийся на ветру белый пододеяльник, восседал сам Ангел Смерти. Сквозь дыру для одеяла извергали пламя его безумные глаза, а грозное чело венчали мужские семейные трусы с красными сердечками. Его тело ниже груди терялось под грудой сумок, чемоданов и их разношерстного содержимого. Хуже всего было то, что багажная лавина намертво припечатала ноги ангела к педали газа.
Гнусно ругаясь, ангел пытался вырвать баранку у троих помощников, смуглых черноволосых парней, вцепившихся в нее мертвой хваткой. Все трое отчаянно гомонили, и каждый норовил повернуть руль в свою сторону. В итоге автобус несся строго вперед, прямо на будку охранника рядом с автоматическими воротами, украшенными гирляндой колючей проволоки.