— Блин, ну и проклятье, — удивился Миша. — Что с того, что они чернявые?
— Много ты видел чернявых эльфов? — саркастически вопросил Олло. — Я рыжий — и то вроде пугала. Ну вот. Стояли мы там чуть не год, и вдруг у герцогини народилось белокурое дитя. Притом волосы такие длинные, красивые, будто младенец в мамашиной утробе только и делал, что сидел у парикмахера. Помнишь, Геремор? Ну помнишь же. Тебе еще герцогиня за какие-то заслуги пожаловала офицерский Боекомплект. Что, вспомнил?
— Вот если б родился младенец с собачьими ногами, тогда еще было бы о чем говорить, — проворчал Миша.
— О боги! — вскричал вдруг Гиллигилл. — Велосипе… Ай! Смотрите!
Выпучив глаза, он таращился на несчастную собаку, лежащую на траве.
— Смотрите!!!
Посмотреть было на что. Пес стремительно увеличивался в размерах. Черная шерсть осыпалась, а на ее месте появлялось что-то вроде бордового делового костюма: жакет, блузка, юбка по колено. Через минуту безродная псина превратилась в стройную женщину с очаровательной фигуркой и прелестными ножками. Красоту незнакомки портила лишь одна существенная деталь: торчащая над округлыми плечами мохнатая собачья голова.
— Теперь точно в психушку, — угрюмо сказал Миша, садясь а руль. — В полном составе.
Олло, Геремор и Гиллигилл молча втиснулись на заднее сиденье джипа. Собакоголовая незнакомка расположилась впереди. Она села в машину сама, без всякого принуждения, и даже с некоторой толикой достоинства, как будто давая понять, что собака с человеческим телом (или человек с собачьей головой) — такой же равноправный член общества, как короли, кинозвезды и налоговые инспекторы.
Машина тронулась. Велосипед закинула ногу на ногу, и, вывалив язык, наслаждалась проплывающими за окном пейзажами. Время от времени она далеко высовывалась из окна и лаяла на вспугнутых автомобилем птиц. Миша втаскивал ее обратно, не обращая внимания на Геремора, который всякий раз советовал тянуть не за жакет, а за юбку.
— Вздорная баба, — проворчал орк после очередной выходки Велосипеда. Гиллигилл проникся жгучей ненавистью к недавнему хвостатому приятелю. — Скворцов облаяла. Птицы-то тебе чем не угодили?
Вместо ответа Велосипед обернулась и смачно лизнула его широким розовым языком.
— Это любовь, — сказал Геремор.
— Чтоб тя тухлая кикимора так полюбила, — буркнул Гиллигилл.
— Чтоб тя тухлая кикимора так полюбила, — буркнул Гиллигилл.
Местоуказательное заклинание Олло сбывалось самым поразительным образом. Джип двигался по узкой лесной дороге, а впереди возвышался холм и уже виднелся глухой забор, отороченный сверху смертельной бахромой колючей проволоки.
У подножья холма Миша свернул в густой подлесок и остановил машину лишь убедившись, что она не видна с дороги.
— Прибыли. Что делать будем?
— Надо бы на разведку сходить, — неуверенно проговорил Олло.
— Да, с бухты-барахты лезть не стоит, — кивнул Геремор. Серебряные ленточки согласно звякнули.
— Тогда пойдем, — с готовностью воскликнул Гиллигилл, вытаскивая из-за пояса тесак. — Чего сидеть-то.
Но Миша жестом остановил орка.
— Ты останься. Собачку постереги. Или кто она… оно…
— А чего я?! — озлился орк. — Вон, Олло пусть стережет.
— Твоя псина, ты и стереги, — сказал рыжий эльф жестко. — Сперва завел, а теперь в кусты?
— А вдруг это оборотень? — не унимался Гиллигилл. — Еще покусает, и буду потом ночами на луну выть.
— Не дрейфь, Гиллигилл, — ободрил Геремор. — Увидев твою рожу, ни один оборотень кусаться не посмеет.
После долгих уговоров и увещеваний Гиллигилл сдался. Миша, Олло и Геремор отправились на разведку.
— Странно, — проговорил Миша, разглядывая поросшее травой асфальтовое полотно дороги. — Похоже, здесь почти никогда не ездят.
— Ну и что? — удивился Олло. — Такая глушь. Кому тут ездить.
— Но ведь это больница. Здесь должны день и ночь шастать машины. С продовольствием, с медикаментами. Родственники должны навещать больных. В конце концов, и новые пациенты ведь не пешком сюда приходят!
— Да брось, — сказал Геремор. — Никому эта богадельня не нужна. Видал я одну больницу в Туддигарре. Обморочный Приют называлась. Глушь такая, что даже кавланы побаивались туда забредать. Так там не понять было: кто врач, кто больной. Доходило до того, что лекари отправляли самых бесноватых пациентов на охоту. И ничего, те всегда с добычей возвращались. То медведя завалят, то дюжину зайцев, то дракона приволокут, конечно, если удастся его за хвост из пещеры вытянуть. А как тамошняя повариха готовит маринованные крылышки гарпий! — эльф мечтательно закатил глаза.
— Что, и такое едят? — Миша бросил на Геремора недоверчивый взгляд.
— Здесь главное слово — «повариха», — пояснил Олло. — Геремор сожрет желчный пузырь василиска, лишь бы его подала смазливая девица.
— Зануда! — фыркнул Геремор.
Миновали глубокую зловонную яму, заполненную отбросами. Подобрались к забору.
— Колючка в три ряда. Камер слежения не видно, — приговаривал Миша, осматривая вражеские укрепления. — А ворота-то! Метра три высотой. Жуть!
— Да, ворота знатные, — согласился Олло. — А что такое камеры слежения?
— Штуковина, которая позволяет видеть, что творится там, где тебя нет, — попытался объяснить милиционер. — Что-то вроде искусственного глаза.