А теперь все время худею, один скелет остался от моей злополучной фигуры, есть опасность, что совсем зачахну, если подхвачу что-нибудь. Принимаю все меры предосторожности, все поливаю дезинфектором, горло полощу по крайней мере шесть раз в день, но не буду скрывать — уровень сопротивляемости у меня очень низок, очень.
— Нетрудно быть чудесной хозяйкой, — отвечала тетя Сейди, — когда в доме первоклассный повар, две девушки при кухне, судомойка, и из продуктов можно получить все, что пожелаешь. Но когда надо обходиться тем, что выдают по карточкам, я как хозяйка бездарна, к сожалению, — но все-таки постараюсь подтянуться. И очень рада, Дэви, что ты заговорил об этом, ты правильно поступил, и я, конечно, ничуть не обижаюсь.
Но изменений к лучшему не последовало. Миссис Бичер на все, что ей предлагалось, отвечала: «Да-да», а на стол продолжали поступать все те же рубленые бифштексы, корнуэльские пирожки и запеканка, и все с тем же ядовитым фаршем. Невкусная, нездоровая еда — все мы сходились на том, что Дэви на сей раз нимало не преувеличил. Трапезы никому не доставляли удовольствия и были тяжким испытанием для Дэви, который сидел со страдальческим лицом, отказываясь от пищи и все более полагаясь на витамины, плотным кольцом обступившие его прибор — в таком количестве, что не вмещались в коллекцию изукрашенных каменьями коробочек — целый лес флаконов: витамин А, витамин Б, витамин А и С, витамин Б3 и Д; одна таблетка заменяет два фунта сливочного масла — в десять раз эффективнее, чем галлон рыбьего жира — для кровообращения — для головного мозга — для укрепления мышц — для поддержания энергии — антито и контрэто — и на каждой красивый ярлык, кроме одной.
— А в этой что, Дэви?
— А это принимают в танковых войсках перед боем.
Он деликатно зашмыгал носом. Обыкновенно это означало, что у Дэви пойдет носом кровь, — ценные кровяные тельца, белые и красные, с таким усердием обогащаемые витаминами, прольются ручьями понапрасну, уровень сопротивляемости упадет еще ниже.
Мы с тетей Эмили в тревоге подняли глаза от тарелок, по которым уныло возили свои фрикадельки.
— Скакалка, — проговорил он сурово, — ты опять у меня таскала экстракт для ванны.
— Ну, Дэви, довогой, самую чуточку.
— От чуточки не разит на всю комнату. Не сомневаюсь, что вытащила капельницу и налила щедрой рукой. Безобразие. Этот флакон — моя норма на весь месяц, надо совесть иметь, Скакалка.
— Довогой, клянусь, я достану тебе еще — мне нужно на той неделе в Лондон, чистить перышки, и я привезу тебе флакон, даю слово.
— А также, очень надеюсь, захватишь с собой Гевана и оставишь его там, — проворчал дядя Мэтью. — Потому что скоро я его больше в этом доме не потерплю. Я тебя предупреждал, Скакалка.
Дядя Мэтью занимался с утра до ночи своим отрядом ополченцев. Он был увлечен и счастлив и оттого на редкость благодушен — похоже, случай насладиться любимым видом досуга, вышибать дух из немцев, мог с минуты на минуту представиться опять. Вследствие этого он замечал присутствие Хуана лишь временами, меж тем как прежде вышвырнул бы его из дома в мгновение ока — а так Хуан уже почти месяц обитал в Алконли. И все же становилось очевидно, что мириться с его присутствием до бесконечности мой дядя не собирается и ситуация с Хуаном явно обострилась до предела. Что же до самого испанца, я более несчастного человека не встречала. Он болтался по дому с убитым видом, без дела, без возможности хоть с кем-нибудь перемолвиться словом, а за столом гадливость, написанная на его лице, успешно соперничала с той, что читалась на лице у Дэви. Он дошел до такого состояния, что даже гитару не брал в руки.
— Дэви, ты должен с ним поговорить, — сказала тетя Сейди.
Моя мать уехала в Лондон красить волосы и в ее отсутствие собрался семейный совет, чтобы решить судьбу Хуана. — Выставить его и тем обречь на голодную смерть, понятно, нельзя — Скалка утверждает, что он спас ей жизнь — ну и вообще, надо все-таки поступать по-человечески.
— Только не с испашками, — произнес, скрежеща вставными зубами, дядя Мэтью.
— Но можно вот что сделать — устроить его на работу, только сначала надо выяснить, кто он по профессии. Так вот, Дэви, тебе легко даются языки, ты все умеешь, — уверена, если б ты полистал в библиотеке испанский словарь, то без особых усилий мог бы выведать у него, кем он работал до войны. Ну, пожалуйста.
— Да, милый, уж потрудись, — сказала тетя Эмили. — На него, беднягу, сейчас смотреть жалко, я думаю, он обеими руками ухватится за любую работу.
Дядя Мэтью фыркнул.
— Я бы отлично знал, как распорядиться испанским словарем, — пробурчал он. — В два счета отыскал бы, как будет «убирайся».
— Попробую, — сказал Дэви, — только, боюсь, могу сказать заранее, каков будет ответ. На букву «а» — альфонс.
— Или что-нибудь столь же бесполезное, как, например, на букву «м» — матадор или на букву «и» — идальго, — сказала Луиза.
— Вот именно. И что тогда?
— Тогда — на букву «п» — проваливай, — сказал дядя Мэтью, — и Скакалке придется содержать его, но чур подальше от меня. Им нужно совершенно четко дать понять, что я больше не намерен наблюдать, как прохлаждается здесь этот мерзавец.
Если уж Дэви за что-то берется, он делает это основательно. Он уединился на несколько часов с испанским словарем и выписал на лист бумаги огромное количество слов и выражений. Затем поманил Хуана к дяде Мэтью в кабинет и закрыл дверь.
Они там пробыли совсем недолго, и когда вышли, на лицах у обоих играла радостная улыбка.
— Ты выгнал его, надеюсь? — подозрительно осведомился дядя Мэтью.
— Ничего подобного, — сказал Дэви, — не выгнал, а наоборот, нанял на работу. Родные мои, вы не поверите, какая роскошь, Хуан — не что иное, как повар и до гражданской войны, сколько я понял, служил в поварах у некоего кардинала. Надеюсь, ты не взыщешь, Сейди. Я положительно рассматриваю это как спасенье — испанская еда, такая вкусная, легкая, удобоваримая, с обилием чудодея-чеснока! Ликуйте, настал конец рубленой отраве — как бы нам поскорее избавиться от миссис Бичер?
Восторженные упованья Дэви полностью оправдались — Хуан на кухне поднялся до неслыханных высот. Мало того, что оказался первоклассным поваром, но обладал еще к тому же необычайными организаторскими способностями и сделался в скором времени, как я подозреваю, королем на местном черном рынке. Какие там «блюда из остатков и обрезков» — смешно! Сочное мясо крылатых, четвероногих, ракообразных не переводилось на столе, овощи истекали изысканными соусами, основой пудингам с несомненностью служило настоящее мороженое.
— Поразительно, как у Хуана тех же продуктов по карточкам на все хватает, — замечала, привычно витая в тумане, тетя Сейди. — Как вспомню миссис Бичер… нет, право, Дэви, это была великолепная идея.
И как-то раз прибавила:
— Надеюсь, ты не находишь, Дэви, что у нас теперь слишком жирная для тебя пища?
— Нисколько, — отвечал Дэви. — Я ничего не имею против жирной, а вот худая мне действительно наносит безумный вред.
Помимо всего прочего, Хуан с утра до ночи что-то солил, мариновал, консервировал, покуда буфет в кладовой, который он принял пустым, не считая нескольких банок супа, не обрел вид довоенной продовольственной лавки.