Линда была столь романтична, что никогда не вышла бы замуж без любви, и я, которой довелось быть рядом и при первой их встрече, и почти все то время, пока продолжался их роман, с самого начала понимала, почему так случилось. Тони в те дни казался — особенно неискушенным деревенским девочкам вроде нас — существом великолепным, неотразимым. Когда мы впервые увидели его, на балу в честь нашего с Линдой дебюта, он учился на последнем курсе Оксфорда, состоял членом «Буллингдона»[35] — роскошный молодой человек, безукоризненно одетый, обладатель «роллс-ройса», прекрасных лошадей и громадной шикарной квартиры, в которой он на широкую ногу принимал гостей. Высокого роста, белокурый, тяжеловатого, но ладного сложения, он тогда уже обнаруживал легкую склонность к напыщенности — свойству, с которым Линда пока еще не сталкивалась и находила его не лишенным привлекательности.
Что сразу невероятно возвысило его в ее глазах — это его появление на балу вместе с лордом Мерлином. Такая уж вышла незадача — тем более, что и позвали-то его в последнюю минуту, взамен кого-то, кто не смог прийти.
С Линдиным балом, в отличие от Луизиного, все складывалось гораздо более благополучно. Луиза, ныне лондонская замужняя дама, сумела обеспечить присутствие на вечере в тетисейдином доме изрядного числа молодых людей, большей частью шотландцев, светло-русых, скучных, благовоспитанных — дяде Мэтью при всем желании придраться было не к чему. Они без труда нашли общий язык со стайкой черноволосых скучных девиц, приглашенных тетей Сейди, и вечер «вытанцовывался» совсем недурно, хоть Линда, задрав нос, и объявила, что более унылого скопища не увидишь и в страшном сне. Дядю Мэтью все последние недели тетя Сейди умоляла явить снисхождение к молодежи и ни на кого не рявкать; он совершенно присмирел, и даже жалко становилось смотреть, как он, в стремлении угодить, крадучись пробирается сторонкой, словно наверху тяжело больной и на дворе выстлана солома.
В доме, приехав посмотреть на мой дебют, гостили Дэви с тетей Эмили (тетя Сейди предложила тете Эмили, что вывезет меня в свет вместе с Линдой и организует нам вдвоем лондонский сезон; предложение было с благодарностью принято), и Дэви произвел себя в своего рода телохранители при дяде Мэтью, надеясь на возможность служить буфером меж ним и наиболее несносными из класса раздражителей.
— Я буду чудо как обходителен с каждым из них, — сказал как-то дядя Мэтью в ответ на длительные увещанья тети Сейди, — но у себя в рабочем кабинете ни одного поганца не потерплю, так и знай. — И точно: провел почти весь конец недели (бал состоялся в пятницу, но гости оставались в доме до понедельника), запершись там на ключ и заводя на граммофоне то «1812 год»[36], то «Залу с привидениями» попеременно. К вокальным формам он несколько охладел в том году.
— Какая жалость, — говорила Линда, когда мы натягивали на себя бальные платья (на этот раз настоящие, из Лондона, и никаких свободных вставок), — так наряжаться, так замечательно выглядеть — и все ради этих луизиных ископаемых. Даром себя растрачиваем, называется.
— Неизвестно, в деревне всякое может быть, — отвечала я, — вдруг кто-то приведет принца Уэльского.
Линда метнула на меня негодующий взгляд из-под ресниц.
— Я, если хочешь знать, возлагаю большие надежды на лорда Мерлина. Вот он действительно наверняка приведет каких-нибудь интересных людей.
Пополнение во главе с лордом Мерлином прибыло, как и в прошлый раз, очень поздно, и в очень приподнятом настроении. Линда сразу обратила внимание на рослого молодого блондина в щегольском алом рединготе. Он танцевал с девушкой по имени Бэби Фэруэдер, которая часто гостила в Мерлинфорде; она и представила его Линде. Он пригласил ее на следующий танец, и она, покинув одного из юных Луизиных шотландцев, которому он был обещан, пошла топтаться с ним в бойком уанстепе.
Линда сразу обратила внимание на рослого молодого блондина в щегольском алом рединготе. Он танцевал с девушкой по имени Бэби Фэруэдер, которая часто гостила в Мерлинфорде; она и представила его Линде. Он пригласил ее на следующий танец, и она, покинув одного из юных Луизиных шотландцев, которому он был обещан, пошла топтаться с ним в бойком уанстепе. Мы с Линдой брали теперь уроки танцев, и если не порхали по залу легче мотыльков, то и краснеть нам за себя, как прежде, отнюдь не приходилось.
Тони был в отличном расположении духа, чему немало способствовал превосходный коньяк лорда Мерлина, и Линда приятно поразилась, обнаружив, как ей легко и хорошо с этим членом мерлингфордского кружка. Все, что бы она ни сказала, он принимал со смехом; спустя немного они отошли посидеть — она болтала без умолку, и Тони покатывался со смеху. Более верного способа снискать симпатию Линды он не мог бы придумать, никто так не нравился ей, как любители посмеяться — ей и в голову не приходило, естественно, что Тони пребывает в легком подпитии. Они пересидели вдвоем весь танец. Что не укрылось от дяди Мэтью, который тотчас принялся расхаживать взад-вперед у них перед носом, бросая в их сторону свирепые взгляды, покамест Дэви, заметив, что дело принимает опасный оборот, не поспешил увести его под тем предлогом, что в холле будто бы коптит обогреватель.
— Кто этот поганец с Линдой?
— Крисиг, вы знаете, — член правления Английского банка, это его сын.
— Проклятье, не хватало только, чтобы немчура в доме завелась — это кто же его приволок?
— Ну, Мэтью, дорогой мой, не надо волноваться. Крисиги — не немчура, они живут здесь с незапамятных времен, это крайне почтенное семейство английских банкиров.
— Немчура — она и есть немчура, — сказал дядя Мэтью, — и к банкирам у меня лично тоже не слишком лежит сердце. Притом наверняка малый сюда вломился самовольно.
— Вовсе нет. Его привел Мерлин.
— Я так и знал, что этот чертов Мерлин начнет рано или поздно водить сюда иностранцев! — взревел дядя Мэтью. — Я всегда это говорил, но чтобы немца навязать человеку — такого не ожидал даже от него!
— А не пора ли обнести музыкантов шампанским, как по-вашему? — сказал Дэви.
Но дядя Мэтью направился тяжелой поступью в котельную, где отвел душу за обстоятельной беседой о коксе с поденным работником по имени Тим.
Тони между тем пришел к выводу, и вполне справедливому, что Линда — сногсшибательная красотка и презанятная собеседница. О чем он не замедлил ей сообщить и танцевал с нею снова и снова, покуда лорд Мерлин, ничуть не менее дяди Мэтью огорченный развитием событий, решительно и очень рано не увел свою компанию домой.
— Завтра встречаемся на месте сбора, — сказал Тони, повязывая шею белым шелковым шарфом.
Остаток вечера Линда провела в молчаливой задумчивости.
— Никакой охоты, Линда, — сказала назавтра тетя Сейди, когда Линда сошла вниз в костюме для верховой езды, — это невежливо, твоя обязанность — остаться и занимать гостей. Взять и бросить их — на что это похоже!
— Мамочка, мамулечка, — сказала Линда, — сбор у «Петушиного Подворья» и устоять нет сил, сама знаешь. К тому же и Флора так застоялась за неделю, что с ума сойдет. Будь ангелом, своди их посмотреть римскую виллу, придумай что-нибудь, а я обещаю, что рано вернусь. И потом, есть же Фанни, в конце концов, есть Луиза.
На этой-то злополучной охоте все и решилось, во всяком случае для Линды. Первый, кого она увидела на месте сбора, был Тони, на великолепной гнедом коне. У Линды тоже всегда ходили под седлом превосходные скакуны, дядя Мэтью гордился ее искусством наездницы и подарил ей пару отличных резвых лошадок.