— У Чехова было «прощай», — кивнул, оборачиваясь к старику, Балаян. — Интересное решение…
— Удивительно, что кто-то еще помнит Чехова, — буркнул дед. — Тем более в телевиденье. Да и зачем? Чехов может казаться избыточным, хотя…
— Ну, тише! — шикнула Катька. — Дайте послушать, чего пристали со своим чехом! Сейчас, наверно, капитан ей объяснится в любви, а вы шепчетесь!
Тимур вздохнул: снова все были порознь, каждый хотел говорить о своем. А капитан все никак к любви не переходил. И героиню это не смущало, она весело щебетала: «Какое низкое здесь небо! Знаете, дома, на Земле, я часто глядела в небо и думала, что там живет Всевечный, а теперь мы так далеко от родной сфиры. От нашего неба!» «Все верно, Настенька, — рассудительно отвечал герой ленты, — когда ты была маленькой девочкой, то не видала и не знала ничего выше неба. И, конечно, ты полагала, что Всевечному место там, в вышине. Теперь ты взрослая, ты открыла новые пространства и новые небеса, и ты повсюду видишь Всевечного, познаешь, насколько чудны дела его». Тут Балаян, не прекращавший шептаться с дедом, немного повысил голос:
— Иногда я думаю: это даже хорошо, что не помню, за что моя психика была откорректирована. Когда я пытаюсь вспомнить прошлое, болит голова, становится дурно. Я ведь немолодой человек, у таких, как я, нет ничего, кроме прошлого. И я своего прошлого лишен. За что? Должно быть, я великий грешник и совершил ужасное злодеяние… Может, кого-то покалечил? Может, даже убил? Ничего не помню! Что, если я отнял человеческую жизнь? Или даже не одну жизнь, а много. Тогда это, наверное, замечательно, что не помню собственных преступлений.
«И вправду замечательно, — подумал Тимур, — что этот Анатоль не помнит, какие ужасные слова бросал арестовавшим его послушникам. Он в самом деле был большим грешником… и милостив Кадмон Вознесенный, что Анатоль может жить без памяти о прежних заблуждениях».
VI
Дома у них компьютера не было. Катька как-то хотела купить и поставить, чтоб в сфиронете с людьми всякими общаться и в игры играть, но мать не разрешила, потому что побаивалась этих устройств, да и вообще — дорого ведь.
Пришлось идти в ближайшую церковь. Тим миновал два квартала, потом, чтоб не сворачивать, нырнул в большой торговый центр неподалеку от Красной площади. Центр-то большой, а вот народу в нем немного: во-первых, рабочее время, во-вторых, люди в основном на «блошке» отовариваются. Прогулявшись по гулким залам, покинул здание через выход на другой стороне; еще сотня метров — и вот она, знакомая церквушка с черно-золотым флагом на куполе, замыкающая улочку-тупик. В ней был зал со столами, на которых мониторы стояли. Возле дверей на стуле устроился молодой служка, рядом стоял низкий столик со всякой снедью и напитками: легкое красное вино, чай, тарелочки с сушеной рыбой, хлебом и сладостями.
Возле дверей на стуле устроился молодой служка, рядом стоял низкий столик со всякой снедью и напитками: легкое красное вино, чай, тарелочки с сушеной рыбой, хлебом и сладостями. Вся пища освящена и особо для организма благостна.
— Вам компьютер? — спросил служка.
— В сфиронет надо, — ответил Тим, отчего-то смущаясь, — маршрут паломничества узнать.
Он обозрел стол, попросил чая. Пока служка разогревал воду в старом электрочайнике, Тимур огляделся: в зале пусто, только за дальним широким столом, где было сразу два монитора, сидели двое чиновников в просторных черных костюмах, с большими поблескивающими крездами на груди, с похожими лицами: крупными, бледноватыми, очень ответственными, серьезными. Они пили вино из маленьких стаканчиков, иногда поднимали головы и обменивались репликами поверх мониторов.
Получив чай, Тим отдал служке свою карточку, тот сунул ее в стоящий на углу стола кассовый аппарат, снял оплату и вернул.
— Пройдите вон за тот столик, — он показал в противоположный от чиновников угол зала.
Усевшись, Тимур вставил карточку в щель на боку системного блока. Машина пискнула, сжала тонкий пластик (теперь достать можно будет, только когда сеанс завершится). Развернулась личина приветствия, с которой любое путешествие по сфиронету начинается, и там два узких поля — сетевое прозвище и личный пароль ввести надо. Имя у Тимура в сфиронете было «Timmi!», да и пароль немудреный: дата рождения. Он слышал, есть миряне, особенно из молодежи, которые в электронной сети много времени проводят, там ведь игры всякие и прочее, но сам этими делами не очень увлекался. Сфиронет — скучное место, то ли дело реальная жизнь.
Затренькала синтезированная мелодия, повторяющая напев «Девы днесь», которую в церквях часто исполняют, и его перенаправили на главную личину Божьего града. По краям экрана возникли церковные башни с колоколами, на заднем плане — контуры Триждыстроенного храма, а поверх лента новостей. Чиновничьи дела, военные, экономические, мирские — спортивные и прочее. Мелодия сменилась на «Тропари на вечерне » . Тим оглядел личину, нашел колонку с перечнем разделов и перешел в «Географию». Зазвучало «Днесь спасение миру бысть», и тут же в правом нижнем углу экрана возник Строгий Дьякон. Погрозив пальцем, стал разевать и смыкать крошечный ротик, а из динамика под монитором раздалось предупреждение о том, чтобы Тим долго в сфиронете не находился и вообще за компьютером не сидел: для глаз вредно.