— Ну, так в чем наша проблема? Что тебе велели передать?
— Передать? Ничего. Я сама пришла. Палыч велел отправить к тебе ликвидаторов, и я кралась за ними. Потом залезла на крышу и просидела там весь день. Ждала темноты. Я не верила, что ликвидаторы справятся с тобой.
— Дальше.
— Я Анна. В «Дозе» ты убил мою сестру Марию. Мы близнецы.
— Очень интересно! — Я покосился на верстак, где около сверлильного станочка лежало ожерелье из вампирьих клыков. — Значит, проблема у нас все-таки есть. Мстить пришла?
— Нет. Мария… я ее возненавидела. Она сделала меня вампиром.
Вот так новость! — подумал я. Убитая ведьма была первичной, а ее сестрица, столь на нее похожая, — инициантом. Значит, сходство внешнее, а души разные… Прав Байкалов или не прав со своей теорией, только не перерождаются люди в вампиров просто так, нужны к тому особые свойства характера. Получалось, что у Марии они были, а у Анны их нет.
— Как это вышло? — спросил я.
Анна стиснула пальцы. Лицо ее побледнело.
— Когда с Машей… с Марией это случилось, Палыч забрал ее к себе. Он любит пригожих и молоденьких…
— Палыч — это Чуриков? — уточнил я.
— Да. Только никакой он не Чуриков, ему двести лет… или триста… я не знаю… Иногда он такое рассказывает! Про царя Петра, Екатерину, графа Воронцова, Наполеона, французских королей…
— Оставим это. Палыч любит пригожих и молоденьких… Дальше что?
— Близняшек ему захотелось. Чтобы с нами обеими… — Анна опустила глаза. — Он приказал Марии, и она это сделала. С охотой! Сказала, что мы сестры, и я должна стать такой же, как она… А я не хочу! Не хочу быть вампиром и полюбовницей упыря! — По ее щекам скатились две слезинки. Затем она шепнула: — Это он нас так зовет — девки-полюбовницы… И сколько их у него, не сосчитать… сорок, пятьдесят или больше…
— Выходит, целый гарем, — сказал я. — Сочувствую тебе, Анюта. Ну а от меня ты чего хочешь?
Девушка шмыгнула носом и вытерла глаза. Внезапно, словно решившись, она поднялась и резкими нервными движениями сбросила туфли и платье. Лифчика на ней не было, только трусики — да и не трусики вовсе, а намек на них. Нагая, она так походила на ведьму из «Дозы»! Будто ее я убил, а она ожила и ко мне вернулась… Вернулась, чтобы взыскать с меня какой-то долг.
Анна стояла передо мной, опустив головку. Темные пышные волосы рассыпались по плечам, груди с розовыми сосками колыхались в такт дыханию. Дьявольский соблазн, сказал бы батюшка Кирилл.
— Что это значит? — машинально произнес я.
Глупый вопрос! Младенцу ясно, что это значило.
— Можно, я останусь у тебя? На всю ночь? — молвила Анна.
Спрашивать «зачем» было бы еще глупее. Я спросил другое:
— Почему?
— Мне так надо. После я объясню. — Она повела точеными плечами. — Смотри! Разве я не красива, разве не хороша? Разве ты не хотел бы…
— Исключено, — отрезал я.
— Я заплачу!
Она выкрикнула это с отчаянием. Я расхохотался.
— Ты пришла не по адресу, милашка. Альфонсов здесь нет.
Но девушка была упрямой.
— Я знаю, что тебе надо! Ночью, когда ты убежал из Башни, Палыч совещался с графиней и герцогом. Потом к нам пришел, к своим девкам-полюбовницам… — Анна судорожно вздохнула. — Он стар и любит поболтать, даже иногда отвечает, когда его спрашивают. Рассказал нам все. Кто ты, что сделал, зачем приходил…
Сердце у меня замерло.
— И что? Великой Тайной с вами поделился?
— Нет. — Она замотала головкой, затанцевали груди, темные локоны запрыгали по плечам. — Про Тайну, если она существует, ты сам его спросишь. А я скажу, где он прячется. Ты ведь это хочешь знать?
— Хочу, — согласился я. — Говори.
И тут с нею что-то случилось. Вроде стояла она как прежде, с потупленными очами, но засверкали в глазах золотые искорки, изогнулся в полуулыбке рот, приподнялись холмики щек, и левая рука легла под грудь, будто поддерживая ее или предлагая. Коварное женское волшебство! Никаких причиндалов из Лавки не надо!
— Скажу, — с лукавым вызовом промолвила она. — Только деньги вечером, а стулья — утром.
— Надо же!.. — буркнул я. — Ильфа с Петровым читала!
— Читала! — Анна повернулась к книжным полкам, ткнула тонким пальчиком в творения святого Юлиана, Хьюзи, Шпеера, Байкалова и муфтия Багдадского. — Это тоже читала, и это, и это! Я вообще-то на филфаке МГУ учусь.
Образованный вампир пошел! — мелькнула мысль, но вслух я не сказал ничего. Мне вдруг расхотелось ее обижать.
* * *
Ее руки были на моих плечах, жаркое дыхание обжигало шею. Я целовал ее губы и грудь, целовал, не вспоминая, кто лежит со мной, ибо в эти минуты страсть уравнивала нас, и были мы не человеком и вампиром, а просто мужчиной и женщиной. Ушли подозрения и страхи, ее отчаяние, моя настороженность, даже будто бы исчез ментальный запах, отличавший Анну от людей. Что же осталось? Самозабвение. Тонкие пальцы, гладившие мои щеки, щедрая сладость губ, сосок, напрягшийся под моей ладонью, мягкие изгибы талии…
Бывал я с женщинами, бывал, и цену им знаю! Правда, доставались мне скучающие девы с адриатических пляжей да холеные сучки из столичного бомонда. Милы им высокие крепкие парни, что могут повалять в постели с заката до рассвета, на ладонь посадить и к лампочке подбросить. Словом, быки и жеребцы. Были среди дам и те, чей заказ пришлось мне выполнять, — они знали, что я Забойщик, и влекли их не только мои стати, но и занятие. Очень, очень романтичное! Вроде как у гладиаторов в Древнем Риме, тупых и кровожадных, или у солдат-наемников… Нравятся гламурным дамам такие.
Очень, очень романтичное! Вроде как у гладиаторов в Древнем Риме, тупых и кровожадных, или у солдат-наемников… Нравятся гламурным дамам такие. В мужья они берут банкиров и чиновников, а любят рискующих жизнью бойцов. Еще мускулистых стриптизеров, массажистов и гинекологов, но у бойца перед ними много преимуществ: боевые шрамы, страшные истории, несокрушимая уверенность в себе и готовность в любой момент выпустить ближнему кишки. Это о гладиаторах и солдатах, а что до Забойщиков, то у нас слегка по-другому — ведь вампиры нам не ближние.
Однако я лежал в постели с девушкой-вампиром, и происходившее меж нами было совсем другим, так не похожим на прежние мои интрижки, на весь галантный опыт! Вроде бы то же самое, то, что бывает у мужчины с женщиной от века, — сплетение тел, дрожь плотского желания, судороги экстаза… Все как обычно, но лишь по форме, не по существу. Отчего же? Не потому ли, что Анна не относилась к роду людскому? Или причина была в ином?