Я моргнул. Передо мной, на грязном затоптанном полу, лежала нагая женщина.
Маленькие твердые груди с розовыми сосками, тонкий гибкий стан, длинные стройные ноги и — нелепый штрих! — обрубок шеи с торчавшим позвонком. Откатившуюся голову окружал ореол черных волос, с прекрасного лица ушло выражение свирепости, и теперь оно казалось умиротворенным и спокойным. Лоб высокий, глаза карие, губы алые… Верхняя в крови — там, где я выломал клык.
— Где она сейчас? В преисподней? — спросил Влад. — Ты как думаешь, Петр?
Поделиться своим мнением я не успел — с грохотом рухнули входные двери, и в зал ворвалась спецбригада по-по. Не меньше дюжины легавых — все в бронежилетах с высоким воротом, в тонированных шлемах, шипастых наплечниках и с автоматами. За боевой командой шагал старый знакомец комиссар Фурсей из полиции нравов, а с ним чины рангом помельче, шестерки да эксперты. Рожи у всех были кислые: понимали, что заведение накрылось и дохода от этой кормушки больше не предвидится.
— Так-так, — пробурчал Фурсей, окидывая взглядом помещение. — Что мы имеем здесь, коллеги? Восемь трупов, а при них — герр Петер Дойч, наш вершитель правосудия — и, как всегда, в кровище… Чувствую, кто-то расстанется с лицензией!
— Трупов шесть, и это не люди, — уточнил я. — Мои клиенты! Проверяйте, пан комиссар.
Словно подтверждая сказанное, зашевелились два охранника, которых я приласкал ботинком и прикладом. Комиссар мигнул своим бойцам, и те, ухватив мордоворотов за ноги, потащили их улицу. Свидетели как-никак!
Застрекотала камера Влада.
— Прекратить съемку! — гаркнул Фурсей. — Ты кто такой, гнида недобитая?
— Как будто вы не узнаете… Разуваев, репортер газеты «Кровь нации»! — гордо сообщил Влад, выставляя напоказ свой журналистский значок. — Вы бы полегче, комиссар… Закон о свободе прессы еще не отменили.
— В самом деле? — Фурсей поглядел на своих подчиненных, и те кивнули с мрачным видом. — Ну, тогда снимай, журналюга, но с места не сходи. И ты, Забойщик! — Это уже мне. — Мертвяков сюда!
Он харкнул на пол, и бойцы принялись стаскивать к его ногам покойных. Все это было спектаклем, рассчитанным на идиотов. Фурсей знал, что правила мной не нарушены, но, как всякий босс из силового ведомства, хотел продемонстрировать свою власть и крутизну. И оба мы знали кое-что еще: с этой «Дозы» шел откат в полицию, причем немалый. Что благодеяние для местных жителей, то для по-по острый нож… Но с этой проблемой будет разбираться депутат Булыга.
— Документы! Сюда! Быстро!
Фурсей подставил ладонь, и я вложил в нее контракт и свой опознавательный жетон. На жетон он даже не взглянул, впился глазами в контракт, вычитал имя нанимателя и разом присмирел. Булыга — фигура видная, член московского ЗАКСа от партии «Чистые руки», противник Легализации. Такого на арапа не возьмешь!
— Чистоплюй… — буркнул комиссар с явным разочарованием, возвращая мне бумаги. — Ладно! Поглядим, кого ты укокошил, мистер Дойч.
— Исключительно врагов народа, Фурсей-сан, — ответил я.
— Проверим. Если что не так, я тебе матку выверну. И тебе! — Он ткнул пальцем в грудь Влада. — Мое слово — что банковский вексель!
— Свобода прессы!.. — пискнул мой партнер.
— Ма-алчать! Будет тебе свобода и миска баланды в придачу! — Комиссар свирепо оскалился, сделавшись похожим на вампира.
— Медэксперт и фотограф здесь? Приступайте! А ты, Петренко, пошарь в карманах у покойничков. Хорошо бы личности выяснить…
Ставлю еврик против деревянного, что троих комиссар уже опознал, хоть были они безголовы. Своих кормильцев не забудешь! Но имелись еще двое у стойки и эта голая красотка из первичных. Ее голову подкатили к обрубку шеи, и медик, взглянув на зубки красавицы, повернулся ко мне и с уважением произнес:
— Первичная! Ловко вы ее успокоили, Дойч… Снести башку одним ударом! Давно я такого не видывал!
Щуплый инспектор — должно быть, Петренко, — обшарил мертвецов, а заодно кассу бармена и столик с жетонами. Главным вещдоком были валюта и рубли, а также снимки уцелевших челюстей — медик разжимал их особым ланцетом, фотограф давил на кнопку, и камера тихо жужжала, увековечивая мои труды. По-по в боевом снаряжении исчезли — должно быть, Фурсей убедился, что персонально ему ничего не грозит. Трое его сотрудников сунулись в коридор за занавеской и притащили мертвого парня — голого и плоского, как выжатый лимон, с отметинами от клыков на шее. Медэксперт его осмотрел, пожал равнодушно плечами и, поглядев на тело обезглавленной вампирши, заявил:
— Обычное дело: он ее трахал, а она сосала кровь. Эта первичная, а остальные пятеро — иницианты. Никаких претензий к Забойщику, комиссар.
— Могу собрать оружие, дон Фурсей? — осведомился я.
— Можешь, ловец божий. — Физиономия комиссара помрачнела. — Собирай барахло, бери своего недоумка и валите отсюда к ядрене фене.
— Сам туда вали, оборотень в погонах, — прошептал Влад, но очень-очень тихо. Что до меня, то пререкаться я не стал, вытер клинок, сунул в ножны и подобрал обрез. Ружье было чистым, как стеклышко, ни запаха дыма, ни нагара в стволе. Чудесная вещица!
Кажется, комиссар тоже так считал.