— Я знаю, что это, — прошептала она. — Знаю.
— Тебе знакомы симптомы? — Артемис напряженно сглотнул.
Лицо и руки Ангелины покрывала прозрачная слизь. Она сочилась из пор кожи, непрерывно испаряясь. Глаза женщины оставались широко раскрытыми, но закатились так, что виднелись только белки. Пальцы ее сжимали простыню, словно Ангелина Фаул цеплялась за жизнь в прямом смысле.
Элфи сняла с пояса аптечку, положила ее на прикроватный столик и ватным тампоном взяла пробу слизи.
— Эта слизь… Этот запах… Не может быть. Просто не может быть.
— Чего не может быть? — Артемис стиснул ее предплечье.
Элфи, оставив его без ответа, надела шлем и открыла канал связи с Полис-Плаза.
— Жеребкинс? Слышишь меня?
Кентавр ответил после второго вызова.
— Слышу тебя, Элфи. Прикован к столу. Командующий Келп прислал пару писем — спрашивает, где ты. Я скормил ему историю о Ритуале. Думаю, у тебя есть около…
Элфи прервала его болтовню.
— Жеребкинс, послушай меня. Мать Артемиса. Думаю, мы столкнулись кое с чем… очень плохим.
Настроение кентавра мгновенно изменилось. Элфи подозревала, что он трепался только для того, чтобы скрыть беспокойство. В конце концов, сообщение Артемиса и так выглядело достаточно мрачным.
— Ладно, я подключаюсь к системам особняка. Попроси Фаула назвать пароль.
Элфи подняла щиток и взглянула Артемису прямо в глаза.
— Жеребкинс просит сообщить ему пароль системы безопасности.
— Конечно-конечно. — Артемис с трудом сосредоточился, вспоминая придуманное им самим секретное слово. — КЕНТАВР. Прописными буквами.
Отделенный от него многими километрами земной коры, Жеребкинс сохранил комплимент в специальном уголке мозга, предназначенном для особенно приятных воспоминаний. Он собирался извлечь его позже и насладиться драгоценностью за бокалом псевдовина.
— Кентавр. Понял. Вхожу.
Огромный плазменный монитор, вмонтированный в стену, мигнув, ожил. На экране возникло лицо Жеребкинса, сначала размытое, потом идеально четкое. Веб-камера в руке Артемиса зажужжала: кентавр начал дистанционную фокусировку.
— Чем больше точек зрения, тем лучше, верно? — раздался голос Жеребкинса из динамиков системы объемного звучания.
Артемис поднес камеру к лицу матери, стараясь держать ее неподвижно.
— Судя по реакции Элфи, такое состояние тебе знакомо?
Эльфийка указала на кожу Ангелины.
— Обрати внимание, из пор выделяется обильная слизь. Кстати, очень сильно пахнет лилиями, нет никаких сомнений.
— Невероятно, — пробормотал кентавр. — Мы уничтожили ее много лет назад.
— Что невероятно? Что уничтожили? — Фаул-младший уже терял самообладание.
— Понимаешь, Артемис, пока еще рано ставить точный диагноз. Любые выводы преждевременны. Элфи, я должен произвести сканирование.
Капитан Малой поднесла ладонь ко лбу Ангелины Фаул, и универсальный датчик в ее перчатке окутал больную сетью лазерных лучей.
Палец Жеребкинса раскачивался как метроном, пока информация загружалась в его компьютер. Сие неосознанное движение могло показаться слишком легкомысленным в сложившейся ситуации.
— О’кей, — произнес он через полминуты. — Я получил все, что нужно.
Элфи сжала датчик в кулаке, подошла к Артемису и взяла его за руку, ожидая результатов анализа. На это не потребовалось много времени, поскольку Жеребкинс имел исходное представление о параметрах поиска.
Лицо его, когда он сообщал выводы, сделалось по-настоящему мрачным.
— Компьютер произвел анализ слизи. Боюсь, мы имеем дело с чаротропией.
Артемис почувствовал, как Элфи еще крепче сжала его ладонь. Очевидно, эта чаротропия — скверная штука.
Высвободив руку, он с решительным видом шагнул к монитору.
— Жеребкинс, мне нужны объяснения. Пожалуйста.
Кентавр с тяжелым вздохом кивнул.
— Хорошо. Чаротропия была сущим проклятием для волшебного народца. Исход неминуемо был летальным, с момента заражения до последней стадии проходило три месяца. После этого жить пациенту оставалось не больше недели. В этой болезни слилось буквально все: нейротоксины, распад клеток, сопротивляемость всем обычным методам лечения, невероятная агрессивность. Честно говоря, это поражает воображение.
Фаул-младший стиснул зубы.
— Поверить не могу, Жеребкинс. Наконец хоть что-то поразило твое воображение.
Прежде чем продолжить, кентавр смахнул с носа каплю пота.
— Артемис, от этой болезни нет лекарства. Но крайней мере, сейчас. Боюсь, твоя мать умирает. Судя по концентрации веществ в слизи, жить ей осталось двадцать четыре часа. Тридцать шесть, если она будет бороться. Если это тебя утешит, в конце она совсем не будет страдать.
Элфи пересекла комнату и схватила Фаула-младшего за плечо, отметив про себя, каким высоким стал ее друг.
— Артемис, мы можем облегчить ее страдания.
Юноша почти грубо сбросил с плеча ее руку.
— Нет. Я умею добиваться невозможного. Я гений, и мое оружие — информация. — Он снова повернулся к экрану. — Жеребкинс, прости, не сдержался. Теперь я пришел в себя. Ты сказал, что эта чаротропия была настоящим бедствием. Откуда она взялась?
— Все началось с магии, — просто ответил кентавр и тут же пояснил: — Земля питает магию, и когда объем загрязнений возрастает настолько, что планета не в состоянии его поглотить, магия тоже становится грязной. Впервые чаротропия появилась около двадцати лет тому назад в китайском городе Линфен.