— Еще надо выяснить, чьей жизнью он рисковал больше.
— Вот к этому я и веду. Оставлять Майорано в степи — неосмысленно. Он выкарабкается, запишет нас в число смертных врагов, чего, согласись, нам вовсе не нужно.
— Соглашусь, такое не тонет.
— Соглашусь, такое не тонет. Особо на суше, — подтвердил Лис. — И шо ты предлагаешь?
— Взять с собой и держать, как это у вас говорится, «под колпаком». Пусть уж лучше до поры до времени сей морской волк считает нас баранами, тем скорее выяснится, что и для чего он задумал.
— Ну-ну. — Менестрель скосил глаза в сторону зубастого хищника в ветхой овечьей шкуре. — Как бы нам его задумчивость боком не вылезла…
— Хорошо, — кивнул граф Квинталамонте. — Надеюсь, севаста не будет возражать против вашего общества. Однако настоятельно рекомендую не упоминать при ней о ваших планах относительно Херсонеса.
* * *
Король Британии слушал опасливую речь Фитц-Алана, сопровождая его слова утробным рычанием. Он понимал, что, убей он сейчас своего верного слугу, ему так и не узнать, чем закончилась схватка на побережье.
— Когда же посланный вами, мой лорд, отряд догнал мятежников, все уже было кончено. И, увы, большая часть их рассеялась еще до нашего прибытия.
— Большая — это сколько?
Фитц-Алан замялся.
— Нам удалось пленить шестерых.
— Дьявол, дьявол, дьявол! — Генрих Боклерк с грохотом опустил кулаки на подлокотники трона. — Ты что, скотина, не слышал мой вопрос? Сколько было мятежников?
— Как сообщили пленники, около ста пятидесяти рыцарей с их отрядами.
— У, проклятие! Сто пятьдесят рыцарей! И что же, все они разбежались, завидев твою гнусную рожу?
Фитц-Алан с тоской поглядел на клокотавшего яростью сюзерена. Ему бы очень хотелось ответить на этот вопрос утвердительно, но, увы, правда заключалась в том, что высланное против Стефана Блуаского войско нашло лишь шестерых рыцарей, пирующих в замке Тичфилд. Их удалось взять голыми руками, ибо доблестные воители к моменту появления королевских войск были столь пьяны, что в задумчивости глядели на своих коней, соображая, где же у них голова. От этих-то вояк Фитц-Алану и удалось вызнать то, о чем он должен был доложить государю и все никак не решался.
— А куда же девались остальные мятежники? Клянусь чертовым хвостом, мне не верится, что мой треклятый племянничек, будь он неладен, припустил без оглядки, услышав вдали скрежет железа. Он сволочь, изменник, гнусный выродок, но, черт возьми, не трус!
— Мой повелитель, — все еще не решаясь сказать самое важное, с трудом выдавил Фитц-Алан. — Остальные мятежники предположительно ушли к северной границе. Как сообщается, там уже находятся графы Перси и Пембрук, поднявшие знамя мятежа.
— У-у-уф… — выдохнул король, пытаясь ногтями соскрести позолоту с драгоценного трона. — Я велю их колесовать! Нет, я их поймаю и сам лично буду снимать с них кожу, лоскут за лоскутом. А потом скармливать им и заставлять меня благодарить!
— Но-о… Это еще не все…
— Да, это еще не все. Я буду присаливать те места, с которых содрал кожу, чтобы эти неблагодарные кретины заранее подготовились к тому, что ожидает их в девятом кругу ада, где, как помнится, уготованы места для изменников.
Королевский секретарь нервно сглотнул, живо представляя себе нарисованную монархом картину и ни на мгновение не сомневаясь, что, буде мятежным вассалам не посчастливится попасть в руки яростного сюзерена, обещанные казни будут лишь началом измышленных для них мук.
Хуже было другое. Сейчас ему, не какому-нибудь изменнику-барону, а именно ему предстояло сообщить королю новость, после чего уготованная Стефану Блуаскому и его соратникам участь могла ожидать его самого.
— Мой государь, — опустив голову и упирая взгляд в каменные плиты неметеного пола, словно надеясь тем самым прочнее держаться в вертикальном положении, тихо заговорил Фитц-Алан, — я вынужден сообщить худшее.
— Ну, что еще?
— Стефан Блуаский… — Секретарь запнулся. Все нутро его бунтовало против необходимости выговорить те слова, которые он должен был произнести. — Стефан Блуаский, — снова повторил он, — захватил вашу дочь.
В дворцовой зале неожиданно повисла гнетущая тишина. Сквозь окна слышались далекие крики лодочников, снующих вниз и вверх по Темзе в поисках людей, желающих переправить грузы или перебраться на противоположный берег. Фитц-Алан опасливо поднял глаза на короля. Тот сидел, вцепившись в подлокотники с открытым ртом и, не мигая, глядел на собеседника. Казалось, он даже не дышал.
— Мой государь! — Фитц-Алан рывком приблизился к Генриху Боклерку. — Вам плохо? Быть может, воды? Эй, кто там, воды, воды скорее, воды королю!
Этот выкрик точно разбудил окаменевшего государя.
— В-э-а-а-а! — взревел он, вскакивая на ноги, и развернувшись, оторвав от пола тяжеленный золоченый трон, с силой метнул его в докладчика.
Бывший монах с завидной ловкостью отпрыгнул в сторону, однако, на его беду, расторопный слуга с кубком, полным воды, был уже рядом. Еще мгновение, и слуга полетел в одну сторону, кубок — в другую, аккурат в голову королевскому секретарю. Тот как-то неловко уселся на пол, обхватывая макушку руками. Из-под ладоней начала сочиться кровь.