— Внемлем тебе, батюшка, со всей покорностью, — поклонился Мстислав, и брат вторил ему.
Владимир Мономах еще немного помолчал, подбирая слова.
— Стоит ли сказывать вам, что лет мне уже немало. Сколько еще проживу, одному Богу ведомо, а только силы уже, чую, не те, что прежде были.
— Отец!.. — встрепенулся было Святослав.
— Молчи, суеслов! — рявкнул на него Великий князь. — Не перебивай, когда о деле глаголю! — Он сделал паузу, пристально глядя на потупивших глаза витязей, точно примериваясь, можно ли поведать им сокровенную тайну. — Скажите мне, дети мои, было ли когда такое, чтобы я кому что обещал да слова не исполнил?
— Не было! — в один голос ответили братья.
— То-то ж, — вздохнул Мономах, — не было такого. Да вот беда какая, есть за мною провина тяжкая, и гнетет она меня хуже злой лихоманки. Чую, коли помру я, той вины не избыв, гореть мне в пекле адовом.
— Только скажи, батюшка… — начал Мстислав.
— Лишь слово молви! — подтвердил его брат.
— Много лет тому назад, в годы молодые свела меня судьба с Гитой, матерью вашей. Она тогда из царства своего бежала. Отца ее, короля бриттов, супостат злой убил, земли и дома захватил. Но, благодарение небесам и тетке моей, Елизавете, королеве свеев, приютила она беглянку и за меня просватала. А та пред самым венчанием и говорит мне: «Пойду за тебя, коль обещаешь земли мои у ворогов отнять». — Великий князь остановился, переводя дух. — Я ей слово дал. А затем вот все как-то случая не представлялось. Все как-то недосуг было — то половцы нагрянут, то в стране недород, то крепости строить надо. Так матушка ваша и померла, обещанного не дождавшись.
Вот и вышло, что невольно или вольно, а клятвопреступление на мне.
Желаю я нынче, чтоб один из вас — хотите — жребий мечите, хотите — своею волей идите — отправился за море и, как здесь грудью стоял за отчие земли, так в дальнем краю мечом воротил земли матерные.
Братья переглянулись.
— Не дайте помереть запятнанным. Мечту имею еще до смерти узреть победу вашу. А там и Богу душу отдать легко.
— Я пойду! — поспешно бросил Святослав, всегда норовивший обойти брата, имевшего от роду чуток больше минут, нежели он сам.
— Мне идти, — расправил плечи Мстислав, — что тут гадать.
— Мечите жребий, буяны, — обреченно махнул рукой Владимир.
* * *
Василевс ромеев изучающе поглядел на сына. Тот привычно сник под взглядом отца. Казалось, весь его боевой запал ушел в громогласные крики с порога. Иоанн II величаво поднялся с трона и неспешно подошел к Мануилу.
— В тебе говорит человек, — приближаясь к вооруженному с ног до головы кесарю почти вплотную, негромко, с нескрываемой жалостью проговорил император. — Это всегда страшно, когда тебя пытаются убить. И когда убивают кого-то из близких — тоже страшно. Но тебе следует научиться побеждать этот страх. Знать, что он есть, и побеждать. Ты — мой наследник, ты — наместник Бога в этой юдоли слез. И если ты будешь рассуждать и действовать как обычный испуганный смертный, обол цена тебе как правителю и беда державе от такого государя!
Ты кричишь, что какой-то негодяй убил твоего пажа. Тысячи людей гибнут каждый день без всякой вины — такова непреложная истина. Смерть, увы, лишь часть жизни.
Я же слышу в брошенных тобою словах совсем иное. Мертв Алексей Гаврас, юноша, происходящий из рода столь могущественного, что ему вполне под силу противостоять императорской армии. Наверняка и отец мальчика, и его дядя будут возмущены нелепой смертью отрока и заподозрят в ней умысел с нашей стороны. Империи сейчас меньше всего нужно ссориться как с владыками Трапезунта, так и с правителями Херсонеса и Готии. Вот что слышу я. И ты, мой сын, тоже обязан слышать это.
— Но ведь убийца покушался на меня… — потерянно, без прежнего запала напомнил Мануил.
— Ты жив, хвала Господу, и это главное! А Алексей Гаврас мертв, и сие более чем прискорбно, — отрезал Иоанн II. — Теперь же ступай и переоденься. Стены Константинова града еще не штурмуют. Ты должен выглядеть как кесарь и достойный сын императора. А так, — Комнин смерил оценивающим взглядом отпрыска, — ты просто смешон. И помни, Мануил, затверди накрепко — мы окружены врагами. Кто бы ни убил несчастного мальчишку — заговорщики, венецианцы, сицилийцы, турки, персы, да хоть бы и крестоносцы-франки, по сути, все едино, — они попали в цель. Не мни себя центром мира, если хочешь таковым быть. Ступай. — Государь резко повернулся спиной к сыну, давая понять, что аудиенция окончена.
— Мой государь, вы желали меня видеть? — В дверях залы у колонны стоял начальник дворцовой стражи.
— Да, Михаил, — кивнул Василевс, — ты уже слышал, что произошло близ Сладких вод?
— Не только слышал, но и уже побывал там, мой повелитель.
— Вот даже как?
— Убийство сына архонта немало встревожило меня. Похоже, кто-то старается оторвать Херсонес от Византии. Подозреваю, что это — венецианцы, а может — сицилийцы.
— На чем же основана твоя уверенность? — заинтересованно поглядел на него Иоанн II.
— Увы, это не уверенность, а лишь предположение.
— Увы, это не уверенность, а лишь предположение. — Михаил Аргир расстегнул поясную суму и достал небольшой клочок ткани. — Вот, это я нашел поблизости от места убийства.