Женщина с бирюзовыми глазами стояла в дверях, поджидая его.
— Лене нет, — сказала она.
— А где она?
— Там, где они ее не найдут, — сказала она и кивком показала на автомобили за воротами. — А вы обещали оставить ее в покое после последнего допроса. Он длился три часа.
— Я знаю, — солгал Харри. — Но я хотел поговорить с вами.
— Со мной?
— Можно войти?
Он прошел за ней на кухню. Она кивнула ему на стул, повернулась спиной и налила кофе из кофеварки на кухонном столе.
— Что скажете насчет этой истории? — спросил Харри.
— Какой истории?
— Что вы — мать Лене.
Кофейная чашка упала на пол, разбившись на тысячи осколков. Женщина оперлась на стол, и он видел, как ее плечи поднимаются и опускаются.
Женщина оперлась на стол, и он видел, как ее плечи поднимаются и опускаются. Харри секунду помедлил, но потом собрался с духом и сказал то, что собирался сказать:
— Мы сделали анализ на ДНК.
Она повернулась в ярости:
— Как это? Вы же не… — И вдруг замолчала.
Глаза Харри встретились с ее бирюзовыми глазами. Она попалась на удочку. Ему стало неловко. А может быть, стыдно. Потом, правда, прошло.
— Убирайтесь! — сказала она сипло.
— К ним? — спросил Харри и кивнул в сторону папарацци. — Я собираюсь завершить карьеру полицейского, буду путешествовать. И мне нужен небольшой капитал. Если уж стилисту платят двадцать тысяч крон за то, чтобы он рассказал, какой цвет волос выбрала Лене, сколько, по-вашему, заплатят тому, кто сообщит им, кто ее настоящая мать?
Женщина шагнула вперед и занесла было руку, словно для удара, но тут на глаза ей навернулись слезы и потушили в них яростный огонь. Она просто без сил опустилась на стул у обеденного стола. Харри ругнулся про себя, он мог бы действовать и помягче. Но деликатничать времени уже не было.
— Простите, — сказал он. — Я просто пытаюсь спасти вашу дочь. И для этого мне нужна ваша помощь. Понимаете?
Он накрыл рукой ее руку, но она ее отняла.
— Он — убийца, — сказал Харри. — Но Лене это не волнует, не так ли? Она все равно хочет это сделать.
— Что сделать? — всхлипнула женщина.
— Последовать за ним на край света.
Она не отвечала, только качала головой и тихо плакала.
Харри ждал. Встал, налил кофе в чашку, оторвал бумажное полотенце от рулона, положил его перед женщиной, сел и стал ждать. Сделал глоток. И подождал еще.
— Я говорила, что она не должна повторять моих ошибок, — сказала она и опять всхлипнула. — Не должна влюбляться в мужчину только потому… потому, что он позволяет ей чувствовать себя красивой . Красивее, чем она есть на самом деле. Ты думаешь, это благословение, но на самом деле это проклятие.
Харри ждал.
— Стоит хотя бы раз увидеть, как становишься красивой в его глазах, — и все, это как… колдовство. Ты уже не можешь от него уйти. Потому что жаждешь увидеть это еще раз.
Харри ждал.
— Я выросла в фургоне. Мы всё ездили и ездили повсюду, я даже в школу не могла пойти. И когда мне было восемь, пришли из инспекции по делам несовершеннолетних и забрали меня. Когда мне исполнилось шестнадцать, я стала работать уборщицей в компании Галтунга. Когда я забеременела от Андерса, он был помолвлен. Деньги были не его, а ее. А он как раз сделал крупные вложения на рынке, но акции упали, и у него не осталось выбора. Он отослал меня. Но она все узнала. И именно она решила, что я должна родить ребенка, что я буду продолжать работать прислугой, а моя девочка будет воспитываться как хозяйская дочка. Сама она не могла иметь детей, так что Лене стала в какой-то степени приемышем. Они забрали ее у меня. Спросили, что я могу дать Лене, — я, мать-одиночка, без образования, без родных, неужели у меня хватит совести лишить моего ребенка возможности жить хорошо? Я была молодая и запуганная, и подумала, что они правы, так будет лучше.
— Никто об этом не знал?
Она взяла кусок полотенца со стола и высморкалась.
— Удивительно, насколько легко обмануть людей, когда они сами хотят обманываться. И даже если они не дадут себя обмануть, то виду не покажут. Потому что это мало что изменит. Да, меня использовали как суррогатную мать, чтобы родить Галтунгу наследника, — ну и что тут такого?
— И это все?
Она пожала плечами:
— Нет. У меня же была Лене. Я кормила ее грудью, меняла пеленки, спала вместе с ней.
Я кормила ее грудью, меняла пеленки, спала вместе с ней. Научила ее разговаривать, воспитывала ее. Но мы знали, что все это временно, что однажды мне придется ее отдать.
— И вы отдали?
Она горько рассмеялась:
— Разве мать может когда-нибудь бросить своего ребенка? Вот дочь может. Лене презирает меня за то, что я сделала. За то, кто я есть. Но посмотрите, она сейчас делает то же самое.
— Следует на край света не за тем мужчиной?
Она пожала плечами.
— Вы знаете, где она?
— Нет. Знаю только, что она уехала, чтобы быть с ним.
Харри сделал еще один глоток из чашки.
— Я знаю, где этот край света, — сказал он.
Она не ответила.
— Я могу поехать и привезти ее вам обратно.
— Она не захочет.
— Могу попытаться. С вашей помощью. — Харри достал листок и положил его перед ней. — Что скажете?
Она стала читать. Потом подняла глаза. Косметика стекла с бирюзовых глаз прямо на впалые щеки.