— Правда, — сказал Харри. — Ты победил.
— Тебе не хватает среднего пальца?
— Ну… Мне его не хватает именно сейчас. — Харри поднял голову и встретился с ним взглядом. Выдержал его.
Потом похожий на куриную гузку рот открылся. Смешок прозвучал как выстрел из пистолета с глушителем.
— Ну, чувства юмора ты, во всяком случае, не потерял, Харри.
— Ну, чувства юмора ты, во всяком случае, не потерял, Харри. Ты знаешь, что я потребую что-то взамен?
— No care, no pay.[131] Но давай, говори.
Мужчина с большим трудом повернулся к тумбочке, взял стоявший там стакан и приложил его к ротовому отверстию. Харри смотрел на руку, державшую стакан. Она была похожа на белую птичью лапу. Напившись, собеседник осторожно поставил стакан на место и заговорил. Сейчас жалобный голос звучал слабее, как из радиоприемника, в котором садятся батарейки.
— Мне кажется, в инструкции по моему содержанию в тюрьме говорится об исключительной тяге к самоубийству, во всяком случае, они с меня глаз не спускают. И тебя обыскали, прежде чем впустить, правда? Боятся, что ты дашь мне нож или еще что-нибудь. Но я не хочу досматривать распад до конца, Харри. Мне кажется, с меня уже хватит. Ты не согласен?
— Нет, — сказал Харри. — Я так не думаю. Давай о чем-нибудь другом.
— Ты мог бы соврать и сказать «да».
— Ты бы предпочел ложь?
Тот отмахнулся:
— Я хочу встретиться с Ракель.
Харри удивленно поднял бровь:
— Зачем?
— Просто хочу ей кое-что сказать.
— Что?
— Это должно остаться между нами.
Стул скрипнул, когда Харри встал.
— Никогда.
— Погоди. Сядь.
Харри сел.
Мужчина смотрел вниз, пальцы его елозили по пододеяльнику.
— Пойми меня правильно, насчет других я не раскаиваюсь. Те были шлюхи. Но Ракель была другая. Она… другая. Я хочу сказать только это.
Харри недоверчиво смотрел на него.
— Ну, что ты думаешь? — спросил Снеговик. — Скажи «да». Соври, если надо.
— Да, — солгал Харри.
— Ты плохо врешь, Харри. Я хочу поговорить с ней прежде, чем стану помогать тебе.
— И речи быть не может.
— Почему я должен тебе верить?
— Потому что у тебя нет выбора. Потому что ворам приходится полагаться на воров, когда припрет.
— Правда?
Харри еле заметно улыбнулся:
— Когда я покупал опиум в Гонконге, мы одно время использовали туалет для инвалидов в отеле «Ландмарк» на Де Ву-роуд. Сначала туда заходил я, клал детскую бутылочку с соской, где были деньги, под крышку бачка самого правого унитаза. Выходил, смотрел на часы поддельной марки, возвращался, и там по-прежнему лежала моя бутылка. Всегда с точным количеством опиума. Слепое доверие.
— Ты сказал «одно время».
Харри пожал плечами:
— Однажды бутылка исчезла. Может, дилер меня кинул, может, нас кто-то видел и удрал с деньгами или товаром. Гарантий никто не дает.
Снеговик долго смотрел на Харри.
Харри в сопровождении врача шел назад по коридору. Впереди шел охранник.
— Быстро вы, — сказала врач.
— Он был немногословен, — ответил Харри.
Харри пересек вестибюль и вышел к парковке, открыл автомобиль. Увидел, что рука его, поворачивающая ключ в замке зажигания, дрожит. Когда откинулся на сиденье, почувствовал, что спина рубашки намокла от пота.
Немногословен.
— Давай предположим, что он — как я, Харри. Это предположение, несмотря ни на что, необходимо, чтобы я мог тебе помочь. Сначала мотив. Ненависть. Раскаленная, кипящая ненависть. Это тот наркотик, который помогает выжить, та магма, которая раскаляет его изнутри. И как и магма, ненависть — предпосылка жизни, чтобы все не превратилось в лед. Но вместе с тем давление этого внутреннего жара неминуемо ведет к извержению, к тому, что деструктивное начало вырывается на свободу.
И чем дольше он копит это в себе, тем сильнее извержение. Сейчас извержение идет полным ходом, и оно мощное. Из чего я делаю вывод, что тебе следует поискать причину в далеком прошлом. Потому что не сами эти действия, вызванные ненавистью, но причина ненависти может помочь тебе разгадать эту загадку. Сами действия без причины не имеют смысла. Чтобы проникнуться к чему-то подлинной ненавистью, нужно время, но сама причина ненависти простая. Что-то произошло. И речь идет о том единственном, что произошло. Если найдешь, что это было, он твой.
Почему он использовал метафору, связанную именно с вулканом? Харри ехал вниз по крутой и извилистой дороге из Бэрумской больницы.
— Восемь убийств. Сейчас он повелитель, он наверху. Он создал вселенную, где, как ему кажется, все ему повинуется. Он кукловод, он может играть с вами. И особенно с тобой, Харри. Трудно сказать, почему он выбрал именно тебя, может быть совершенно случайно. Но чем успешнее он управляется со своими куклами, тем больше ему хочется усилить напряжение. Хочется беседовать с куклами, быть рядом с ними, наслаждаться своими победами самым изощренным образом — вместе с тем, над кем он их одерживает. Но он хорошо замаскировался. Он не производит впечатления кукловода, напротив, может показаться покорным, тем, кем легко руководить, тем, кого недооценивают. Тем, кого никогда не заподозришь в способности срежиссировать такую сложную драму.
Харри ехал в центр по Е18. Попал в пробку. Он съехал на полосу для общественного транспорта. Он же полицейский, черт побери. И времени не осталось, не осталось. Во рту пересохло, псы были вне себя от ярости.