— Лавина! — крикнул Харри и бросился к спальне Колкки, которая выходила на гору. — Лавина!
Дверь в спальню распахнулась, на пороге стоял Колка без малейших следов сна на лице. Они почувствовали, как содрогнулась земля. Это была большая лавина. И будь у хижины даже каменный фундамент и подвал, они бы все равно никак не успели туда спуститься. Потому что вслед за финном вылетели осколки окна, выдавленного воздухом, который огромная лавина гнала перед собой.
— Держите меня за руки! — прокричал Харри, стараясь перекричать грохот, и протянул одну руку Кайе, другую Колкке. Он увидел, как оба кинулись к нему, и тут воздух словно выдавило из хижины, как будто лавина дышала — сначала выдохнула, потом вдохнула. Он почувствовал, как Колкка до боли сжал его руку, и ждал, когда Кайя сделает то же самое. А потом на хижину обрушилась снежная стена.
Глава 58
Снег
Было оглушительно тихо и темно хоть глаз коли. Харри попытался пошевелиться. Невозможно. Тело словно сковал гипс, даже пальцы не двигались. Он и правда последовал совету отца, выставил руку перед лицом, так что образовалось свободное от снега пространство, карман. Но Харри не знал, есть ли там воздух. Потому что дышать он не мог. И понял, в чем дело. «Ледяное сердце». Улав Холе объяснял, что это когда грудная клетка и диафрагма придавлены снегом и сильно сжаты, так что легкие не могут расширяться. А значит, в запасе у тебя только тот кислород, который уже был в крови, примерно литр, и если расходовать его как обычно, то есть около четверти литра в минуту, то умрешь через четыре минуты. Он запаниковал: ему нужен воздух, он должен дышать. Харри напряг все тело, но снег, как удав, только усилил хватку. Он знал, что надо гнать панику прочь и начать думать. Думать прямо сейчас. Мир снаружи перестал существовать, не было ни времени, ни силы тяжести, ни температуры. Харри не представлял, где верх и низ, и не знал, сколько времени уже пробыл под снегом. В голове всплыл еще один отцовский урок. Для того чтобы понять, как ты лежишь, ты должен выплюнуть слюну и почувствовать, куда она потечет по лицу. Он провел языком по нёбу. Сухо. От страха, от адреналина в крови. Харри широко открыл рот и попытался пальцами запихнуть туда немного снега. Пожевал, снова раскрыл рот и выплюнул талую воду. Тут же его охватила паника, и он вздрогнул, когда ноздри наполнились водой. Харри закрыл рот и выдохнул воду. Выдохнул остававшийся в легких воздух. Он скоро умрет.
Влага подсказала ему, что он лежит вниз головой, а раз он вздрогнул, значит, все-таки может двигаться. Он попытался пошевелиться, напряг в невероятном усилии все тело, почувствовал, что снег немного поддался. Чуть-чуть. Достаточно ли, чтобы избавиться от «ледяного сердца»? Он втянул воздух. Ему удалось немного вдохнуть. Слишком мало. Мозг уже должен испытать недостаток кислорода, но он помнил, что говорил отец во время пасхальных каникул на Леше. Если тебя накрыло лавиной, но ты можешь кое-как дышать, то все равно умрешь — не от нехватки воздуха, а от избытка углекислоты. Рука наткнулась на что-то твердое, очень твердое, на ощупь похожее на металлическую решетку. В памяти снова всплыли слова Улава Холе: «Под снегом ты — как акула, ты умрешь, если не будешь двигаться. Даже если снег достаточно мягкий и через него проходит какой-то воздух, тепло от твоего дыхания и тела быстро образует вокруг тебя ледяную корку и воздух поступать перестанет, а ядовитый углекислый газ, который ты выдыхаешь, выходить не сможет. То есть ты сам создаешь себе ледяной гроб. Понимаешь?»
— Да-да, папа, но расслабься. Ведь это Леша, а не Гималаи.
Мамин смех на кухне.
Харри знал, что вся хижина заполнена снегом. Что над ним — крыша. А на ней, вероятнее всего, еще больше снега. Выхода нет. Время уходит. Все здесь и закончится.
Он помолился, чтобы ему больше не проснуться. Чтобы следующий раз, когда он скользнет в беспамятство, стал последним. Он висел головой вниз. В голове стучало так, словно она вот-вот взорвется, наверное, оттого, что к ней прилила кровь.
Разбудил его звук снегохода.
Он попробовал не двигаться. Сначала он пытался двигаться, напрягал тело, вырывался. Но вскоре оставил эти попытки. Не потому, что в ноги ему вбили мясные крюки, ног он уже давно не чувствовал. Но вот звук… Звук рвущегося мяса, жил и мускулов, которые лопались, когда он дергался и вертелся, да так, что даже цепь, прикрепленная к потолку лабаза, громыхала.
Но вот звук… Звук рвущегося мяса, жил и мускулов, которые лопались, когда он дергался и вертелся, да так, что даже цепь, прикрепленная к потолку лабаза, громыхала.
Он пристально смотрел в потухшие глаза оленя, подвешенного за задние ноги: казалось, его поймали, когда тот падал в пропасть, рогами вниз. Он убил его как браконьер. Из той же винтовки, что и ее.
Снаружи донесся жалобный скрип снега под чьими-то ногами. Дверь открылась, внутрь проник лунный свет. И появился он. Призрак. Самое странное заключалось в том, что только сейчас, когда он смотрел на него снизу вверх, он полностью уверился в этом.
— Это и правда ты, — прошептал он. Было так странно говорить без передних зубов. — Это и правда ты. Да?