подозреваю этого человека в тайном соумышленничестве с моею женою и, кроме того, держу в памяти, что покойная тетушка на смертном одре говорила
мне о Бестужеве: она мне строго наказывала никогда не освобождать его из ссылки» Разумеется, мы не можем вполне успокоиться на этом известии,
потому что свидетели подозрительны — Воронцов, Волков и Глебов; но, как бы то ни было, Лесток был возвращен, а Бестужев по прежнему остался в
ссылке. Впечатление, произведенное этим на беспристрастное большинство, представить легко: возвращен Лесток, возвращен Бирон, возвращены другие
люди с чуждыми именами; не возвращен один русский человек, так долго и деятельно служивший русским интересам.
Но быть может, другие милости изглаживали неприятное впечатление; быть может, радовались приближению к государю людей достойных, удалению от
него людей, не слывших благонамеренными?
25 декабря, когда Елисавета находилась при последнем издыхании, за две комнаты от спальни умирающей поместились бывший генерал прокурор князь
Никита Юр. Трубецкой и бывший обер прокурор Сената, теперь генерал кригскомиссар Александр Ив. Глебов. Здесь, расположась за письменным столом,
подзывали они к себе то того, то другого из людей, близких к наследнику, перешептывались с ними, потом что то писали и ходили как будто с
докладами или для получения наставлений к великому князю, который большею частью находился перед спальнею умирающей тетки. Тут же, между прочими
придворными, в страшном горе, как тени, шатались два старика: один — птенец Петра Великого, знаменитый сенатор и конференц министр Ив. Ив.
Неплюев, другой — генерал прокурор князь Шаховской. Но присутствие этих стариков было неприятно людям, ходившим с докладами к наследнику, и
Неплюеву с Шаховским именем великого князя было сделано внушение, чтоб они удалились. Вскоре после этого Шаховской должен был опять отправиться
во дворец, потому что получил повестку о кончине императрицы.
Вскоре после этого Шаховской должен был опять отправиться
во дворец, потому что получил повестку о кончине императрицы. Не ожидая для себя ничего хорошего в новое царствование, Шаховской обратился к
одному из приближенных императора — Льву Александр. Нарышкину, чтоб тот доложил Петру его просьбу об увольнении от всех дел. Просьба была
исполнена: того же 25 декабря Шаховской был уволен от всех дел, а генерал прокурором назначен Глебов, оставшийся и генерал кригскомиссаром,
потому что не хотелось расстаться с доходною должностью. Того же числа была оказана милость Воронцовым, одной из наиболее любимых фамилий:
родной брат канцлера, дядя фаворитки Елизаветы Романовны Воронцовой Иван Ларионович был назначен сенатором и отправлен в Москву на
первенствующее место в старой столице — место управляющего Сенатскою конторою. Через два дня, 28 декабря, узнали о других милостях: фельдмаршал
князь Никита Юр. Трубецкой был пожалован в подполковники Преображенского полка (полковником был сам государь); Шуваловы, Петр и Александр, были
произведены в фельдмаршалы. Граф Петр недолго пользовался почестями нового звания: дни его уже были сочтены; но, несмотря на тяжкую болезнь,
истощившую его силы, он жаждал государственной деятельности и велел перенести себя на руках из собственного дома в дом своего приятеля,
выведенного им в люди, нового генералпрокурора Глебова, потому что Глебов жил ближе ко дворцу. Император не только сносился с ним через Глебова,
но и сам часто приезжал к нему говорить о делах, но такое умственное напряжение, как думали тогда, ускорило смерть графа Петра, последовавшую 4
января. Ив. Ив. Шувалов сосредоточил в своих руках управление тремя корпусами — сухопутным, морским и артиллерийским — и, оставаясь куратором
Московского университета, был, таким образом, как бы министром новорожденного русского просвещения; только Академия наук находилась по прежнему
под президентством графа Кирилла Разумовского. О старшем Разумовском, графе Алексее, 6 марта был объявлен указ: «Генерал фельдмаршалу графу
Разумовскому быть уволенным и вечно свободным от всей военной и гражданской службы, с тем что, как у двора, так и где б он жить ни пожелал,
отдается ему по чину его должное почтение, обещая его импер. величество сами сохранить к нему непременную милость и высочайшее благоволение».
На пятый месяц царствования обозначились лица, пользовавшиеся особенным расположением и доверием императора. 20 мая Сенат слушал указ: «Чтоб
многие его импер. в ства к пользе и славе империи его и к благополучию верных подданных принятые намерения наилучше и скорее в действо
произведены быть могли, то избрали его импер. в ство трудиться под собственными его импер. в ства руководством и призрением над многими до того
принадлежащими делами его высочества герцога Георгия, его светлость принца Голштейн Бекского, генерал фельдмаршала Миниха, генерал фельдмаршала
князя Трубецкого, канцлера графа Воронцова, генерал фельдцейхмейстера Вильбоа, генерал поручика князя Волконского, генерал поручика Мельгунова и
действ. статск, советника тайного секретаря Волкова».
На первых местах в этом совете видим родственников императора по отцу принцев голштинских. Первый, дядя Петра III принц Георгий, генерал