выборах, особенно если в это время и дофин вступит на престол отца своего, а с русской стороны не употребятся все старания без потери времени,
чтоб прусский король был выхвачен из рук и сетей французских и был привлечен к русскому интересу, который здесь с прусским одинаков; а в Вене
уже установлена французская система: за эрцгерцога выдана принцесса из бурбонского дома, и, пока Кауниц делами правит, до тех пор там не может
быть никакой другой системы, кроме нынешней.
Касательно особы будущего короля Кейзерлинг писал, что саксонского принца допустить опасно еще и потому, что многие в Польше склонны установить
у себя наследственное правление вместо избирательного. Сильный польский король никогда не будет полезен России; если он богат, то может жить
собственными средствами; если наследные его земли далеко от русских границ, то он о Польше мало, а о России вовсе не будет заботиться, хотя и
чрез нее получит корону. Благодарность теперь стала редкою добродетелью. Вообще иностранный принц, который с великими и сильными домами в Европе
состоит в родстве и обязательствах, не может никогда быть полезен России на польском престоле, и потому из иностранных принцев он, Кейзерлинг,
не знает никого, кто бы достоин был польской короны в рассуждении русского интереса. Все эти препятствия исчезают при избрании Пяста, и именно
из русских друзей.
Екатерина отвечала на эти донесения, что она очень рада королевскому выздоровлению и возможности продлиться его жизни еще несколько лет, ибо. в
противном случае могли бы произойти для нее великие и почти неминуемые трудности, особенно при вмешательстве других держав. «Мы, — писала
Екатерина, — согласно с вами признаем нужду присоединить в этом деле короля прусского к нашему интересу, отводя его от Франции, и, конечно, не
оставим о том помышлять, к чему есть довольное время по нынешнему состоянию здоровья короля польского».
Кейзерлинг сильно ошибался в своих обнадеживаниях относительно продолжительности королевской жизни. 6 октября Екатерина получила от него
извещение о смерти Августа III.
6 октября Екатерина получила от него
извещение о смерти Августа III. «Не смейтесь мне, что я со стула вскочила, как получила известие о смерти короля польского; король прусский из
за стола вскочил, как услышал», — писала потом Екатерина Панину. Немедленно во внутренних покоях императрицы собралась конференция из графа
Бестужева Рюмина, Неплюева, Панина, графа Григория Орлова, вице канцлера князя Голицына, тайного советника Олсуфьева и вице президента Военной
коллегии графа Чернышева. Бестужев опять начал исчислением причин, которые заставляют предпочитать курфюрста саксонского: первая причина та, что
на него указано уже при императрице Елисавете и объявлено дворам — венскому, французскому и самому саксонскому; вторая: всякий природный поляк,
или Пяст, как бы знатен и богат ни был, без помощи иностранных государств содержать себя не в состоянии и, получив больше денег от какой нибудь
враждебной нам державы, будет действовать против России; третья: опасен для России и какой нибудь принц иностранный, особенно из усилившегося
бранденбургского дома; четвертая: Петр Великий старался об удержании польской короны в саксонском доме (?); пятая: избрание курфюрста
саксонского совершится легко, ибо, без сомнения, поляки приготовлены уже к этому, следовательно, не нужно будет тратить много денег. Известно,
что поляки уже обращают свои взоры на двоих иностранных принцев — на принца Карла лотарингского и ландграфа гессен кассельского, из которых за
первого хлопочет венский, а за последнего берлинский двор; но избрание того или другого из этих принцев не может быть полезно русским интересам
вследствие их зависимости от упомянутых дворов, а потому необходимо немедленно назначить из других иностранных принцев или из Пястов такого
кандидата, на которого бы Россия совершенно могла полагаться, который бы своим возвышением был обязан единственно императрице и от нее одной
зависел. Если е. и. в ству не угодно будет назначить своим кандидатом курфюрста саксонского, то выбор из других иностранных домов и даже из
саксонского равен будет по невыгоде выбору Пяста, потому что и ему для удержания при себе надобно будет платить ежегодные субсидии. Что же
касается Пястов, то ему, Бестужеву, известны только двое способных к короне и надежных для России людей: это князь Адам Чарторыйский и стольник
литовский граф Понятовский. Но так как первый очень богат, то не захочет быть в полной зависимости от России, а потому Понятовский будет гораздо
надежнее.
Хотя Бестужев, выставляя, по видимому, и выгоды избрания Понятовского, так искусно бил в больное место, настаивая на том, что только избрание
саксонского курфюрста избавит Россию от больших денежных издержек, конференция, однако, не согласилась и теперь назначить последнего русским
кандидатом.
Подтвердив прежнее решение относительно особы нового короля, конференция постановила: в рассуждение старости графа Кейзерлинга и частых
болезненных припадков отправить в Варшаву ему на помощь полномочного министра, к чему императрица тут же определила генерал майора князя