покровительства со стороны вашей императрицы много бы помогло благонамеренным и для отстранения новых обязательств с французским двором, и для
восстановления своего значения в народе; и если б императрице угодно было предложить шведскому двору 300000 рублей или хотя меньше, то я могу
честию своею обнадежить, что нация обратит свою доверенность к советам императрицы, а министерство с французскою партиею не посмеют принуждать
народ к наложению на себя нового французского ига». Остерман, донося об этом внушении со стороны благонамеренного сенатора, прибавил: «При
настоящем движении здешней национальной мысли открытие чрезвычайного сейма очень деликатно.
Остерман, донося об этом внушении со стороны благонамеренного сенатора, прибавил: «При
настоящем движении здешней национальной мысли открытие чрезвычайного сейма очень деликатно. Во первых, с некоторого времени шведы, от мала до
велика, приписывают все свои непорядки фундаментальным законам, почему желают их пересмотреть и переправить. К этому стремятся трое важных лиц:
генерал граф Ферзен, государственный секретарь барон Германсон и полковник Синклер, которые находятся в самом тесном согласии друг с другом и
явно хвалятся беспредельною к себе доверенностью королевы. Во вторых, окончательное истощение государственных доходов, недостает денег на
необходимые государственные потребности. В третьих, при настоящих вексельных замешательствах к немалому государственному разорению служит
остановка в торговле иностранной. В четвертых, явная ненависть между дворянским и мещанским чинами и, в пятых, несносная дороговизна необходимых
съестных припасов. Вину всего этого народ возлагает на несовершенство правительственной формы и нарушения равновесия между тремя властями:
королевскою, сенатскою и государственных чинов. С основанием можно полагать, что первым, и главным, делом на сейме будет восстановление этого
равновесия, и тут нельзя угадать, которая сторона перетянет. Мне предписано сохранять равновесие между партиями посредством внушений; но теперь
одних внушений недостаточно: когда французской партии не будет большой денежной подпоры из Франции, то она соединится с придворною партиею, и
тогда старинные Боннеты (Колпаки) останутся яко овцы без пастыря и мало помалу исчезнут, а придворная партия получит всю силу в свои руки, и на
чем она остановится — это предсказать трудно». Панин заметил: «Трудно ожидать, чтоб шведская нация обратила свою любовь и доверенность к здешней
стороне, имея вовеки чувствовать и Российской империи приписывать потерю своей консидерации и инфлюенции в европейских делах, и особливо
настоящее свое весьма изнурительное состояние. Все сие, однако ж, не мешает Швеции чувствовать всю тяжесть французского ига и вследствие того,
стараясь оного избавиться, последовать здешним видам».
Из Франции пришло известие, что там определено заплатить Швеции 3 миллиона ливров с рассрочкою, после чего Людовик XV открыл шведскому
правительству свое намерение относительно польских дел по смерти Августа III: король желает возведения на польский престол саксонского
курфюрста, но предоставляет дело свободным выборам, и если жребий падет на Пяста, то препятствовать этому не будет; если же кем нибудь будет
принято намерение раздробить Польскую республику по частям, то он будет противиться этому всеми силами и будет просить содействия в этом деле у
всех своих союзников, поэтому желает знать, как думает об этом шведское правительство, правительство такой державы, которой собственный интерес
требует сохранения в целости Польской республики. Из Швеции отвечали, что взгляды шведского короля вполне согласны с французскими. Король
достаточно чувствует важность сохранения вольности республики Польской, конституции и ее целости и потому нимало не намерен препятствовать
вольным выборам, и если курфюрст саксонский получит корону, то это будет очень приятно королю шведскому. Панин заметил: «Шведский ответ весьма
целомудрен».
Между тем в Петербурге почли необходимым выдать шведскому правительству 300000 недоплаченных субсидий. Получив об этом извещение от своего
двора, Остерман обратился к известному благонамеренному сенатору, и тот отвечал, что надобно сделать это предложение не прежде открытия сейма,
иначе министерство воспользуется возможностию удовлетворить финансовым нуждам, возьмет деньги и сейма не созовет.
Вслед за тем пришло из
Петербурга объявление императрицы, что она намерена поддерживать в Польше избрание Пяста; шведский король отвечал, что вопрос о королевском
избрании в Польше возник так недавно, что трудно относительно него принять какое нибудь решение; королевские выборы есть, собственно, дело
польского народа, который и должен решить, кто ему лучше — свой или чужой.
Относительно участия Дании в польском вопросе Корф писал, что это государство войском никому не поможет, какие бы большие субсидии ни были
предложены. Финансы в печальном положении. Гораздо ближе были дела шведские. Министр иностранных дел Бернсторф говорил Корфу: «Видно, что
Франция против прежнего уже не так много занимается шведскими делами, поэтому польза соседних дворов требует принять в уважение ту опасность, в