— Да, я был ликтором, — ответил я, — и другой одежды у меня нет.
— Но теперь ты больше не ликтор?
— Я пришел на север, чтобы завербоваться в армию.
— Вот, значит, как… — Он посмотрел в сторону.
— Другие тоже так поступают.
— Совсем немногие. Большинство присоединяются к войскам на юге. Или их вербуют насильно. Лишь некоторые вроде тебя идут на север, потому что хотят служить в конкретном подразделении, где у них уже есть друг или родственник. Ведь солдатская жизнь…
Я подождал, пока он договорит.
— По?моему, солдат — это все равно что раб. Я сам никогда не был солдатом, но со многими разговаривал.
— Твоя жизнь такая несчастная? Мне показалось, что Пелерины добрые хозяйки. Тебя бьют?
Он расплылся в улыбке и повернулся, выставив на обозрение свою спину.
— Ты был ликтором. Что ты думаешь о моих шрамах? При бледном свете я едва различил рубцы, поэтому провел по ним пальцами.
— Могу сказать только, что шрамы старые и остались от Ударов бичом, — сказал я.
— Меня высекли, когда мне не было еще двадцати лет. Сейчас мне почти пятьдесят. Их оставил один человек в черном одеянии, как у тебя. Ты долго был ликтором?
— Нет, недолго.
— Значит, ты не очень хорошо знаком с обязанностями ликтора.
— Достаточно, чтобы их исполнять.
— Всего лишь? Человек, который оставил эти шрамы, сказал, что он из гильдии палачей. Может быть, ты слышал о такой гильдии?
— Да, слышал.
— Так она и вправду существует? Мне говорили, что эта гильдия отмерла уже много лет назад. Это не совпадает с тем, что говорил мне палач, бичевавший меня.
— Гильдия по?прежнему существует, — подтвердил я, — насколько мне известно. Ты помнишь имя человека, который тебя бил?
— Он называл себя мастером Палаэмоном. О, ты знаешь его!
— Да, знаю. Он был моим учителем некоторое время. Теперь он старик.
— Но ведь он еще жив, да? Ты увидишься с ним?
— Не думаю.
— Я хотел бы с ним повидаться. Может, еще доведется. В конце концов, все в руках Предвечного. Вы, молодые люди, ведете бесшабашную жизнь. Я знаю, сам был таким в твои годы. Но знаешь ли ты, что именно он придает форму всем нашим деяниям?
— Возможно.
— Поверь мне, так оно и есть. Я повидал гораздо больше, чем ты. Может быть, мне никогда не удастся снова свидеться с мастером Палаэмоном, а тебя забросило сюда, чтобы ты стал моим посланником.
И в тот момент, когда я уже ожидал услышать от него некое послание, он вдруг замолчал. Соседи по палате, которые так внимательно слушали историю асцианина, сейчас беседовали между собой. В этот миг в стопке грязной посуды, которую собрал старый раб, одна из мисок сдвинулась и негромко звякнула. Я отчетливо расслышал этот звук.
— Что ты знаешь о рабовладельческих законах? — спросил он меня. — Я имею в виду, как мужчина или женщина могут в законном порядке стать рабами?
— Я очень мало знаю об этом. Один мой друг (я подумал о зеленом человеке) назывался рабом, но он был лишь невезучим иноземцем, которого схватили бессовестные люди. Я знаю также, что это было сделано незаконным путем.
Бритоголовый согласно покачал головой.
— Он был темнокожим?
— Пожалуй — да, так можно сказать.
— В стародавние времена рабов определяли по цвету кожи так мне рассказывали.
Чем темнее кожа, тем в большей степени он был рабом. Я понимаю, что в это трудно поверить, но у нас в Ордене была одна шатлена, которая прекрасно знала историю. Это я слыхал из ее уст, а она была правдивой женщиной.
— Несомненно, темный цвет кожи был первоначально связан с рабством, потому что рабам приходилось много трудиться под палящим солнцем, — заметил я. — Многие обычаи прошлого кажутся нам теперь причудами.
При этих словах он немного рассердился.
— Поверь мне, молодой человек, я пожил в стародавние времена, пожил и в нынешние и куда лучше тебя разбираюсь в жизни.
— Так рассуждал мастер Палаэмон. Как я и рассчитывал, упоминание о мастере Палаэмоне вернуло раба к главной теме разговора.
— Существует три способа порабощения мужчины. Хотя в случае с женщиной все несколько по?иному: брак и тому подобные обстоятельства.
Если мужчину привели в Содружество из чужих земель, а до этого он был рабом, то он рабом и останется, и хозяин, который пригнал его, может при желании его продать. Это первый путь. Военнопленные — вот как этот асцианин — рабы Автарха, господина господ и раба рабов. Автарх может их продавать, если захочет. Часто он так и делает, и поскольку большинство асциан ни к чему, кроме монотонной работы, не пригодны, их часто можно видеть в качестве гребцов на Речных судах. Это второй путь.
Есть и третий: мужчина может продать сам себя кому?то в Услужение, потому что свободный человек — хозяин своего тела и, таким образом, есть собственный раб.
— Рабов редко истязают палачи, — заметил я. — Какой в этом смысл? Ведь хозяин сам всегда может побить своего раба.
— В те времена я не был рабом. Вот об этом я и хотел бы поговорить с мастером Палаэмоном. Я был просто молодым парнем, которого поймали на воровстве. Мастер Палаэмон пришел поговорить со мной утром того дня, когда я должен был подвергнуться бичеванию. Я подумал, что это добрый поступок с его стороны, хоть именно тогда он и сообщил мне о своей принадлежности к гильдии палачей…