— Тебе скоро нужно будет уходить? — неожиданно спросила Таня.
— Почему ты так решила?
— Мне кажется, ты волнуешься и куда-то спешишь.
— Да, мне придется кое-куда съездить.
— Можно с тобой?
— Нет, ты лучше выспись.
— А почему ты не хочешь меня взять?
— Тебе мало было приключений? — спросил я, нежно целуя ее припухшие губы. — Мы с Ильей Ильичей съездим на переговоры и к утру вернемся. Тебе там будет неинтересно.
— Почему мужчины лучше нас самих знают, что нам интересно, что нет?! — возмутилась она.
— А ты бы повела меня с собой к портнихе и заставила бы пять часов слушать разговоры о бантиках и рюшах? — в свою очередь спросил я.
Таня засмеялась и ответила:
— Конечно, нет, глупенький, я просто за тебя волнуюсь, и мне одной будет страшно спать.
— Послушай, подруга, несколько дней назад ты одна пошла пешком в Ясную Поляну и ничего не боялась, а теперь тебе страшно спать в большом доме, в городе.
— Тогда я была молодой и глупой, и не знала тебя. А ты знаешь, сначала ты мне очень не понравился.
— Ты мне тоже.
— Неправда, ты в меня сразу же влюбился.
Так, болтая всякий вздор и беспрестанно целуясь, мы пролежали в постели до того момента, когда в дверь постучала Анна Ивановна и крикнула, что Илья Ильич ждет меня внизу. Я надел свое прежнее платье, чтобы не светить новый образ вечного студента, и спустился вниз. Поспелов был готов и ждал меня, присев на краешек стула. Увидев его, я чуть не рассмеялся. Илья Ильич оделся в «спортивный костюм», то есть в клетчатые штаны, гольфы, высокие шнурованные штиблеты, на икрах его красовались кожаные гетры на пуговичках, на голове высилась мягкое, клетчатое же кепи с прямым козырьком, довершала все это великолепие кургузая курточка с множеством карманов.
— Вы готовы? — поинтересовался Илья Ильич.
— Еще одну минуту, — попросил, я. — Помогите мне, пожалуйста.
Я вытащил из кармана реквизированный у злодея нож и засучил рукав. Илья Ильич, скептически хмыкнув, помог мне пристегнуть специальные ножны к руке.
— Вы берете с собой весь свой арсенал? — поинтересовался он.
— Я бы прихватил еще и пару ручных гранат, — безо всякого юмора ответил я. — Вы не представляете, что это за типы…
— Что такое «ручные гранаты»?
— Ну, это такие метательные снаряды, вроде карманной бомбы.
— Понятно, по латыни granatus — зернистый, поэтому я не сразу понял, о чем вы говорите.
Поспелов взял приготовленный заранее саквояж, и мы вышли на улицу.
К нам тут же подъехал крытый одноконный экипаж. Илья Ильич поздоровался с возницей, мы сели, и коляска тут же тронулась. Надоедать хозяину вопросами, где его люди, и как он организовал подстраховку, мне было неловко, чтобы он не подумал, что я трушу или не доверяю его профессионализму. Что, говоря откровенно, имело место быть. Я не трепетал, у меня не дрожали руки и не появлялось нехороших предчувствий, чувство это было скорее сродни походу к зубному врачу — полная уверенность, что впереди ждет весьма неприятная процедура.
Мы надолго замолчали. Экипаж плавно покачивался на каучуковых колесах.
— У вас есть какой-нибудь план? — прервал молчание Илья Ильич.
— Нет, буду решать на месте.
— Мои помощники говорят, что флигелек у генеральши Кузовлевой презанятный. Очень темное место.
— Не сомневаюсь. Мы скоро доедем?
— Да, вон уже видна Сухаревская башня. Вход во флигель с Последнего переулка. Я со своими людьми буду поблизости, если вы не вернетесь через половину часа, мы придем вам на помощь. Вас устраивает такой план?
Я подумал, что за полчаса из меня успеют сделать рубленную котлету, но подставлять посторонних людей было неловко, и я согласился. На душе было так муторно, что я даже не полюбопытствовал взглянуть на Сухаревскую башню, для чего-то снесенную большевиками в 1934 году.
Экипаж свернул с Садово-Самотечной улицы на Сретенку и, проехав метров двести, остановился.
— Дальше, мне кажется, лучше идти пешком, — сказал Илья Ильич.
— Одну минуту, — попросил я. Мне пришла в голову мысль, как лучше распределить свой арсенал. Я вытащил из ножен стилет и прорезал им дырки в карманах пальто, и опустил в них стволы обоих своих трофейных барабанных наганов, а «Браунинг», полученный от Поспелова, засунул за спину под брючный пояс.
Только мы выбрались из экипажа, как он сразу же уехал. Было около двенадцати ночи. На улице горело несколько газовых фонарей, освещавших не столько дорогу, сколько столбы, на которых они висели. Погода была отвратительная, дул порывистый холодный ветер, и мелкий, колючий снег неприятно сек лицо. Мы пошли вдоль улицы. После Большого Сухаревского переулка начинался нужный мне Последний переулок.
— Вот дом Кузовлевой, — сказал Поспелов и указал на типичный усадебный дом XIX века, — флигель во дворе.
Я мельком взглянул на дом неведомой мне генеральши и молча кивнул. На продуваемых улицах было пустынно, ни людей, ни экипажей.
— Квартальный надзиратель внезапно заболел, — пояснил Поспелов, проследив мой ищущий взгляд.
— Лихо, я вижу, у вас все схвачено, — прокомментировал я.
Илья Ильич понял, что я имею в виду, и кивнул.
— Здесь вход, — сказал он, указывая на калитку в высокой деревянной ограде. — Желаю вам удачи.