Татьяна же Кирилловна демонстрировала просто-таки африканский темперамент. Конечно, наши отношения пока не выходили за рамки приличий ее времени. Никакой французской, как тогда говорили, любви у нас не было, все по правилам морали, в традиционных позах.
Однако, даже после нашего начального опыта, я чувствовал, что не только меня, но и ее такие, говоря обиняками, традиционные контакты, не устраивают. Явно наши души жаждали чего-то более откровенного, острого, глубокого и сильного.
Вообще с Татьяной Кирилловной у нас все происходило не по правилам. Она мне не понравилась вначале нашего знакомства, и не скажу, чтобы я был от нее в восторге теперь. Внешне девушка не укладывалась в мои категории интересной женщины, внутренне — тем более. Я не понимал ее странные духовные метания от толстовства к революции. Да и узнать я ее, честно говоря, не успел. Просто толком поговорить нам все время мешали разные экстремальные обстоятельства. Даже сегодня, когда мы всю ночь были только вдвоем: в поезде я спал, она бодрствовала; в гостинице наоборот, как только ушел предприимчивый Митрич, Татьяна Кирилловна уснула, не раздеваясь, а я бдел на сторожевом посту. Утром нас больше волновала проблема не любви, а безопасности. Выйдя из гостиницы в начале восьмого утра, мы три часа колесили по городу, меняя извозчиков, чтобы запутать свои следы.
Лежа рядом с усталым, расслабленным телом девушки, я вспомнил чувства, которые были у меня к Але: нежность, жалость, отцовское стремление защитить и только после этого желание. Теперь же желание доминировало. Причем не в той форме, как с Коллонтай — соревнование самца и самки в получении большего наслаждения, у нас с ней было нечто другое, что я пока не мог объяснить словами.
И еще меня вдруг начал волновать нравственный аспект развивающихся отношений. Впервые я подумал, что, кажется, по-настоящему изменяю жене. Женатым человеком, несмотря на то, что между мной и Алей стояла непреодолимая временная пропасть, я продолжал себя считать. При всей условности брака она оставалась моей женой. Теперь в моей жизни очередной раз появилась другая женщина, это вдруг стало досаждать и беспокоить. При всех свалившихся на мою голову проблемах мне недоставало только разлада с самим собой.
Татьяна Кирилловна уже спала, уткнувшись носом б подушку и смешно выпятив голую попку. Остановив себя на этой минорной ноте, я отправился в ванную комнату смывать с себя налипшие грехи. Я наполнил огромную ванну не успевшей достаточно согреться в чугунном титане водой, влез в нее и погрузился в расслабляющую истому. Впервые за последние дни мне сделалось спокойно и от этого немного грустно. Не нужно было спешить, притворяться, бороться за выживание. Потянуло на философствование о смысле жизни. Так я лежал в ничегонеделанье с полчаса, пока вода совсем не остыла. После чего прекратил сибаритствовать, наскоро вытерся и растянулся на недавнем ложе страсти.
В доме было тихо и безопасно. Мысли начали путаться, и я заснул крепким спокойным сном.
Проснулся я поздним вечером, когда за окном было уже темно. Боевая подруга по-детски сопела у меня подмышкой. Однако, стоило мне пошевелиться, как она подала свой голосок:
— Горячая вода осталась?
— Не знаю. Сходить посмотреть?
— Я сама.
Татьяна Кирилловна вскочила с кровати и опрометью бросилась в ванную. Я еще немного понежился в постели, потом заставил себя встряхнуться, встал и быстро оделся.
— Кончишь мыться, спускайся вниз, — крикнул я через закрытую дверь и отправился разыскивать хозяина дома.
Внизу царила идиллия. Анна Ивановна за ломберным столиком раскладывала гранд-пасьянс, а Илья Ильич сидел в глубоком кресле и читал газеты.
Мой приход встретили доброжелательными улыбками.
— Хорошо выспались? — спросила домоправительница.
— Благодарю вас, Анна Ивановна, отлично, — ответил я. — Таня сейчас спустится.
— Вот и славно, — сказал хозяин, — через три четверти часа будем ужинать. Пока не желаете ли сигару и кофе с ликером?
Я признался, что желаю.
— Тогда перейдемте в кабинет. Аннушка, тебе не сложно будет распорядиться?
Анна Ивановна оставила свой пасьянс и отправилась на кухню, а я пошел за хозяином в кабинет. Как и все в этом доме, он был великолепен, с огромной, тысяч на десять томов, библиотекой.
Поспелов сел за стол и разложил перед собой газеты, а я поместился на кожаном диване.
— Во всех газетах пишут о загадочном убийстве в Подольском уезде, — сообщил он. — Погибшие те самые люди, которые вас преследовали?
Я кивнул. Мой предыдущий, прерванный дамами рассказ кончился как раз на моменте, — когда за нами погнались боевики.
— Значит, таинственные разбойники — это вы с Татьяной Кирилловной?
— Скорее, мы с возницей. Татьяна пряталась за санями и лежала с закрытыми глазами.
— Однако, в ваше время люди сделались решительнее, чем мои современники. Как я понимаю, на вас напали достаточно решительные господа.
— Самое неприятное то, что у них кроме револьверов была винтовка, а у меня пистолет и всего четыре патрона. Нас спасли чистая случайность и везение.
— Самое неприятное то, что у них кроме револьверов была винтовка, а у меня пистолет и всего четыре патрона. Нас спасли чистая случайность и везение.