— Ну, судя по тому, что вы мне о себе рассказали, такая роль вам скоро надоест. Я имею все возможность вести тихую, комфортабельную жизнь, но, тем не менее, сам нахожу для себя возможности ее усложнять. Что делать, если это в человеческой природе.
— Извините, Илья Ильич, я вчера постеснялся вас спросить, чем вы, собственно, занимаетесь?
— Это не очень просто объяснить… Я, если так можно выразиться, помогаю отдельным людям разрешать сложные жизненные и житейские ситуации. Скажем, такие, как ваша. Это в какой-то мере вид полицейской работы, но делаю я ее не официально, а приватно. Я что-то вроде полицейского любителя.
— Так вы, что, российский Шерлок Холмс?
— Голубчик, неужели книги Артура Конан Дойла известны в ваше время?
— Книги, пожалуй, не очень, но кинофильмы о Шерлоке Холмсе популярны. Причем наш российский вариант киносериала англичане признали самым лучшим.
— Я не понял, о чем вы говорите. Это как-то связано с кинетографом Эдисона? Движущимися фотографиями на целлулоидной пленке?
— Да, что-то в этом роде, только в мое время его так усовершенствовали, что они сделались вполне резвыми.
— И эти прыгающие немые человечки так у вас популярны?
— Это сейчас они пока немые, в мое время они стали более красочными и реальными, чем живые люди. А артисты, которые в них снимаются, зачастую популярнее президентов стран. Вспомните, как за прошлый век изменились паровозы и пароходы, а в мое время технический прогресс достиг небывалых темпов.
Не удержавшись, я начал хвастаться развитием науки и техники. Илья Ильич слушал с интересом, даже несколько раз вежливо удивился, но особого восторга достижения прогресса у него почему-то не вызвало.
— Да, конечно, это все чрезвычайно интересно, ваше путешествие по времени тому свидетельство, — сказал он. — А много ли счастливее сделались люди?
— Пока нет, — честно признался я, — хотя в количественном исчислении, пожалуй. Во всяком случае, в мое время, правда, только в развитых странах, совсем немного нищих. Еще в наше время стало значительно меньше тяжелого физического труда, и большее количество людей занято…
Я чуть не сказал «в науке и искусстве», но вовремя остановился и сформулировал более точно и честно:
— Большое количество людей занято тем, что надзирает за остальными и этим отравляет жизнь своим согражданам. Короче говоря, бывшие рабочие и крестьяне пошли в чиновники. И если в ваше время семеро с сошкой кормят одного с ложкой, то у нас наоборот, один человек при помощи механической сошки может прокормить семьдесят.
— И сколько в России появилось Пушкиных и Толстых, и таких, как ваш протеже, Чехов?
— Пока, увы, не появились, ждем-с, — отшутился я.
Илья Ильич шутку не принял:
— Это прискорбно.
Мне стало обидно от такого уничижительного отношения к эпохе технического прогресса, и я привел пришедший в эту минуту в голову аргумент:
— Зато стало больше средних людей, не гениев, а хорошо грамотных, способных учиться и учить.
Мне стало обидно от такого уничижительного отношения к эпохе технического прогресса, и я привел пришедший в эту минуту в голову аргумент:
— Зато стало больше средних людей, не гениев, а хорошо грамотных, способных учиться и учить. К тому же золотой девятнадцатый век развился на бесчеловечной эксплуатации крестьян. Почему наши гении появлялись только в дворянской среде? — и сам же ответил. — Они, в основном, были обеспеченными людьми, которые могли себе позволить развивать свои таланты, а не биться за кусок хлеба.
— А в ваше время все без исключения бьются, как вы изволили выразиться, за кусок хлеба?
— Нет, — признался я, — мои знакомые в основном бьются за более дорогую машину. Машины — такие самодвижущиеся кареты, — пояснил я. — А если говорить серьезно, то почему не появляются новые Толстые, я не знаю. Скорее всего, они просто никому не нужны. Среднему человеку нужно то, что попроще.
— Да, — грустно сказал Илья Ильич, — это характерно не только для вашей эпохи. — Так вы говорили, что Шерлок Холмс у вас тоже популярен.
— Не то слово. И не он один, а весь жанр произведений о преступлениях. Сыщики и воры, как мне иногда кажется, у нас самые популярные профессии.
— Ну, я не совсем сыщик, я больше философ преступлений. Меня интересуют их истоки и, как следствие, иногда удается найти виновных.
— Тогда, получается, большая удача то, что я к вам попал.
— Я думаю, что Шура, отправляя вас ко мне, на эти мои способности и рассчитывал.
— Мне он ничего о ваших талантах не сказал…
— Это на него похоже, — подытожил разговор Илья Ильич. — Однако, давайте вернемся к нашим дамам а то они, вероятно, уже скучают без мужского общества.
— Еще одну минуту, — остановил я хозяина. — Как вы думаете, что же мне делать дальше?
— Одно. Ждать. Если ничего плохого не случится, то и слава богу, а случится, тогда и будем думать.
На этой оптимистической ноте мы прервали разговор и отправились в гостиную, где нас никто не ждал. Женщины вовсю веселились, вполне обходясь и без нашего общества.
— Ой, не могу, уморила! — отмахивалась от Анны Ивановны Таня, когда мы вошли, она посмотрела на меня и снова захохотала.