А свинки, презрительно осмотрев друг друга, молча пошли ко мне.
Я обоих взяла на руки, прижала к сердцу и тихо прошептала в мягкие ушки:
— Ни за что вас теперь не расколдую. Слишком вы мне дороги. Оба.
Ужас в глазах зверьков. И злобный хохот ковыляющей ко мне феи за их спинами.
Глава 36
Все шло чудесно. Уже прошла целая неделя абсолютного счастья. Я ела со свинками, пила со свинками, даже купалась с ними.
Обе при этом сидели на краешке бочки и смотрели на меня такими маслеными глазками… словно я зря изрезала три простыни, сооружая более или менее приличный купальник.
Фея отходила, поправлялась и ела за троих. Собственно, только с ней я и могла поговорить. Вот и сейчас, сидя по уши в ароматной воде, я общалась с птичкой, сонно зевая и щурясь от удовольствия. Свинки похрюкивали на подушке, снова что-то не поделив. Та, что с алыми глазками, пыталась что-то объяснить той, что с черными, бурно при этом жестикулируя лапками. Черноглазая ковырялась миниатюрным мечом в зубах и мрачно кивала.
— Марина, — со стола, довольно.
— А? — отвлекаясь.
— Еще вино есть?
— Так бутылка же была?!
— Ну… — глубокомысленно. — Была.
— Пьянь.
— Иди ты.
Помолчали. Продолжаю плескаться, клонит в сон.
— Слушай… а он и вправду в меня влюблен?
— Вправду.
Хмурюсь.
— А ты сейчас о ком?
— А какая разница? — отодвигая лапой блюдо с сыром. От греха, так сказать, подальше.
— То есть оба?
— Нет.
— Придушу. — Нет, ну сколько можно мотать мне нер…
— Хорт любит по-настоящему. А Вирх… по-родственному, — сообщила пьяная фея.
Свинки застыли и обернулись, навострив ушки.
— Как это — по-родственному?
Тяжелый вздох со стола. Но мне все же объяснили:
— Одно тело — одна душа. Так повелось со дня сотворения мира. Есть, конечно, тела с двумя… но не душами, а половинками, дополняющими друг друга.
— Я — половинка?
— Не перебивай.
— Грр…
— Тело Вирха смогло вместить в себя аж две души! Я как-то этого не совсем ожидала — думала, что твой дух выбьет его душу, и всего делов.
— Гм.
— Но вы удержались. Оба. И даже сумели сосуществовать какое-то время. Вывод — вы души настолько родственные и похожие, что связь между вами — гораздо сильнее любой другой. Пока ясно?
— Не очень, — хмуро.
— Он тебе брат, ты ему — сестра. Так понятно?
— Э-э-э…
— Ну образно говоря. А так — все раз в сто круче, выражаясь твоим языком.
— …А свадьба?
— Можете пожениться, мне-то что.
— Замуж за брата? — с ужасом.
— Да хоть за свинку! Отстань, я спать хочу.
Смотрю на свинок. Те снова о чем-то шепчутся.
Ох и не нравится мне эта их сплоченность перед бедой. А что делать.
Утро следующего дня выдалось свежим и бодрым. Сначала в открытое окно ворвалась молния и попала в птичку (сверкающий силуэт неверяще смотрел на мир, искря разрядами), потом пошел дождь, грохнул гром, и… мне пришлось доползти до окна и все-таки его закрыть, зевая и сонно потягиваясь. Вернувшись к кровати с умилением посмотрела на скатившихся в ямку на подушке свинок. И рухнула сверху, засыпая в падении. Свинки выжили.
Еще через час меня снова разбудили стоны со стола. Я замычала и дернула ногой. Стоны стали громче и решительней.
Я замычала и дернула ногой. Стоны стали громче и решительней. Пришлось кинуть пульсар, сумев наколдовать его во сне. Не знала, что я так умею.
Визг и жар резанул по нервам. Поморщившись, отправила следом заклинание холода. Там что-то ососулилось — я не вникала. Свинка с черными глазами тихо икнула. Алоглазая провела лапкой у горла, кивая второй и мрачно щурясь. Черноглазая еще разок икнула.
Потом сопели уже втроем.
До обеда меня так никто и не разбудил. Ура.
А в обед…
Села на кровати, зевая во весь рот, потом встала и подошла к столу. Черно-грязно-серая мокрая сосулька смотрела на меня человеческими глазами, раскрыв клюв. Зрелище — ужасало. Пришлось опустить несчастную в воду (бочку еще не убрали) и оставить плавать так.
— Так. Я — за едой. Скоро буду. Тебя полечить?
Глаза «сосульки» расширились до предела. Я расценила это как вежливый отказ.
— Ну как знаешь. Ребята, вы со мной?
Свинки мрачно сидели на подушке и синхронно показывали мне средние пальчики.
Что-то на меня с утра все обижаются.
И только выходя за дверь, я вспомнила, что средний палец — это один из завершающих знаков в заклятии подчинения. Ребята просто хотели подчинить меня своей воле! Улыбнувшись, я смущенно зарылась пальцами в волосы. А я-то уже испугалась… Кстати, ну и что бы они стали делать потом? Хотя понятно что — заставили бы их расколдовать.
Ну уж нет. Они чересчур милые. И выбирать никого не надо.
И монстр в моем лице бодро зашагал на кухню, дабы получить полноценный обед у повара. На кольцо, которое я вчера дала хозяину, трактирщик обещал содержать меня тут не меньше месяца, а также кормить и сносить все капризы. Что не могло не радовать.
— А вот и обед!
Свинки свисали с краев бочки и мрачно смотрели на воду.
— Что там? — аккуратно ставя поднос на стол.
Ой, фея.
Подбегаю и тоже склоняюсь над водой. К поверхности поднялись крохотные пузырьки, я разглядела что-то черное в глубине.
Фею вытащила, привела в чувство, подлечила и напоила вином. Птичка отошла и попыталась высказаться — не получилось: горло все еще плохо работало. Я только порадовалась, сочувствуя в целом.