— Тогда в Генштаб. Или начальнику домой. Соедини. Здесь нужны войска.
Начальник Генштаба оказался на месте. На требование Верховного ответил достаточно спокойно:
— Меры приняты. К сожалению, ближе всего дислоцированные войска сейчас по вашему приказу задействованы на тактических в районе Смоленска. Для возвращения понадобится двое суток. Там погодные условия исключают полёты транспортных самолётов.
Верховный положил трубку. После паузы проговорил:
— Доберёмся до Кремля на вертолёте. Скомандуй там.
— Нет. Вы же слышали: идёт стрельба. Мы же не знаем — из чего. А вертолёт — мало ли их сбивают? Нельзя!
— Так. Что же посоветуешь? Подожди! — последнее слово было обращено к жене, появившейся на пороге. — Одевайся пока! — И собеседнику: — Итак?
— Ваш вертолёт готов.
— Ну, и куда же я на нём?
— К самолёту, конечно. Экипаж уже на месте.
— Вот, значит, как ты решаешь. А дальше?
— Главное — сейчас отсюда выбраться. Последняя информация: крупное воинское соединение приближается к столице… выходит, что без ведома Генштаба?
«Это Равиль, — понял Третий, и ему на секунды сделалось не по себе. — Это уже не толпа, пусть и вооружённая. Ах, сукин сын, улучил минуту…»
— Может, к казахам, — говорил тем временем начальник охраны. — Или в Германию?
— С ядерным ключом? — спросил Третий. — В качестве гостинца? Ну ты скажешь.
— В качестве гостинца? Ну ты скажешь.
— Оставить здесь.
— Глупеешь на глазах.
— Ну, не в доме же. Офицер доставит в Генштаб. Там надёжней. Вернёмся — заберём.
— А если не доставит?
— Я с ним лучших людей пошлю. Довезут.
— Его довезут. А меня, значит, нет?
— Им рискнуть я могу. Вами — не имею права.
— Ладно, — согласился Третий. — Действуй. Или на Лубянку? Хотя… нет. Давай его сюда — отдам ему приказание. Остальное решим в воздухе. Поехали!
3
Кого бы это ещё могло принести среди ночи, в такую неблагоприятную пору? Ре понимал уже, что дочери добраться не удалось. Ничего удивительного: поезда не ходят, дороги перекрыты. Скорее всего, кому-то понадобилась помощь. Как Тимофею, что, несколько захмелев, храпел сейчас на диванчике. И на всякий случай Ре спросил:
— Настя, ты?
Ответил мужской голос:
— Простите, вы её отец?
«Что-то с дочкой», — мелькнуло в голове. И старик решительно отодвинул засов, распахнул дверь.
— Что с ней?
Перед ним оказался военный. Средних лет. В камуфляже. С полковничьими погонами.
— Разрешите войти? Разрешите представиться: полковник Курилов.
Это было неожиданностью. Но скорее приятной, чем наоборот. Потому что на лице полковника никак не читалась информация о беде.
— Ага, — сказал Ре, отступая назад, предоставляя полковнику оперативное пространство. — Если не ошибаюсь, Артём… а по отчеству?
— Понял: вы в курсе. Сейчас связи с нею у меня нет. Простите, я не один, и у нас серьёзное дело. Вы разрешите войти моим спутникам? — И, повернув голову: — Входите, господа.
Вошло ещё трое: двое мужчин и женщина.
— Позвольте представить вам: господин Котовский…
Ре кивнул. Он успел уже узнать одного из трёх.
— Милости прошу. Извините за беспорядок. Итак, чем могу вам помочь?
— Приютите моих спутников. Ненадолго.
— Считайте, что вы у себя дома. Прошу за стол. Как раз к ужину.
— Боюсь, мы стесним вас… — начал было Котовский.
— Ни в коем случае.
Едва успели сесть, как снова в дверь застучали — на этот раз уверенно, сильно. Гости переглянулись. Ре встал. В руках его оказался АКМ. Курилов успокоил:
— Свои. Иначе мой конвой пошумел бы. — И громко:
— Доложитесь!
— Полковник Лосев, — послышалось официальное.
Курилов вскочил, сам распахнул дверь. Лосев вошёл.
— Приношу извинения за беспокойство. Должен вручить вам приказ начальника Генштаба. Срочно, секретно.
Курилов прочёл, подсвечивая себе фонариком. Не садясь, проговорил:
— Господа, вынужден покинуть вас: служба. Но ненадолго.
Надел каскетку, откозырял, вышел, пропустив Лосева вперёд.
— Ну, что, — сказал Ре оставшимся, — по сто граммов за встречу?
И, не ожидая возражений, заторопился к буфету.
* * *
Чёрт его знает, что за зелье оказалось у старика в запасе: градусов восьмидесяти, не меньше, но такое вкрадчивое, на чём-то этаком настоянное, что когда пьёшь, крепость о себе не заявляла, а когда ты спохватился, назад уже пути не было, уже расслабился, растёкся. Да и вся обстановка тому содействовала: свечка догорела, свет теперь шёл только из каминного зева, за окнами мрак и тишина, и легко представлялось, что попал куда-то в прошлые века, и нет больше сегодняшних крутых проблем, и сумасшедшего темпа нет, как и того давления на тебя, которое было настолько привычным, что чаще даже не ощущалось, как не ощущается давление воздуха.
Словом, вошёл Гущев в хорошую кондицию, хотя началось с пустяка: старик предложил рюмку, чтобы отвратить возможную простуду, быстро накидал на стол какой-то закуси и воздвиг четырёхугольную пластиковую бутыль из-под минералки, пятилитровую. Никто не стал бы отказываться в такой обстановке. Потом случайно уснул. Проснулся. Ещё какие-то люди возникли и разговаривали вполголоса.
— На самом деле тут вовсе не в том была причина, что Москва богаче, что все деньги текут сюда, здесь зажрались, всех других и в упор не видят, и всё такое прочее. Не в том, Борис Максимович…