Если только не считать происшествием то, что до учреждения довезли на одного человека меньше, чем предполагалось.
Не хватало Насти. И не случайно. Она всю ночь была на ногах, нашла всё-таки Лосева, вернулась под утро домой и проспала. Подъехала сюда, когда гости уже выходили вместе с трофеями и задержанными.
Нетрудно было понять, что произошло и что теперь делать. Не зная за собой, да и всеми коллегами по штабу, никаких преступлений или хотя бы проступков, Настя прекрасно понимала, что это никого не интересует, и если уж дана была команда — пресечь их деятельность, то их изолируют на столько времени, на сколько захотят, даже если сейчас на помощь придут лучшие столичные правоведы. Значит, надо было скрыться. Где?
Вблизи собственного жилья показываться явно не следовало. Обладая общепринятым (хотя на деле значительно преувеличенным) представлением о всеведущих органах, она не сомневалась в том, что её уже хватились, установить её адрес никакого труда не составляло, и посланные доберутся туда куда быстрее, чем сможет она сама. У подруги Ларисы? Её, к сожалению, в Москве сейчас не было. А вот Тим должен был находиться тут, в пору предвыборной кампании служащие в его конторе отпусков не получают. Правда, отношения их в минусе, но всё-таки приютить на ночь он вряд ли откажется. Скорее даже обрадуется.
Однако Тима дома не оказалось. А телефоны не работали: второй уже день без тока, дома уже и вода не шла.
Оставалась дача в Благодати. Теоретически. На деле добраться туда невозможно. И не только потому, что сорок километров пешком — дистанция нешуточная. Информация, полученная ею за ночь, свидетельствовала о том, что город был окружён, так что даже если доберёшься до Кольцевой, то перейти её не удастся.
И всё же двигаться надо именно в том направлении. Хотя бы чтобы убедиться в том, что оставленную без призора машину уже угнали, или раздели догола, или же (на что Настя в глубине души рассчитывала) никто на развалюху не польстился, и она так и стоит сиротливо у тротуара. Машина — «вторая квартира», как называют свою тачку многие, — тоже может послужить пусть не очень надёжным, но укрытием, обладающим, кстати, способностью менять местоположение.
Но помимо этой задачи была и другая, и с ней ясности было меньше.
Что, собственно, послужило причиной внезапного налёта властей на их штаб — если учесть, что это серьёзное название принадлежало маленькой кучке людей, сохранивших, самое малое, верность бывшему, в прошлом почти всемогущему шефу? Как ни прикидывай, получалось одно и то же: слухи о досрочном освобождении Котовского, подтверждённые полковником, соответствовали действительности, и шеф оказался на свободе. Значит, он находится уже если не в самой Москве, то где-то поблизости. Но наверху передумали. А он может, недооценив обстановку (слишком уж давно его тут не было), направиться или в дом, где и сейчас жила его семья, или в штаб. Конечно, и тут и там его ждут — но не те, кого ему хотелось бы увидеть.
А значит — она должна была сделать всё, на что способна, чтобы хоть как-то предупредить его.
7
Полкан говорил по телефону, всё ещё работавшему в частично уже обесточенной Москве. Хотя, если подумать, странного ничего не было: телефон принадлежал к той сети, что действовала бы, наверное, даже под атомной бомбёжкой. Особая сеть, и источники питания её тоже особые. Избранная техника для избранных людей. Кто и далеко за границей остаётся одним из избранных.
— Папа, это я. Извини, что отрываю, но…
Его прервали:
— Да, да, да! Я просто в восторге от твоего звонка. Ну и настряпал ты делов! Ты проститутка, захотел сразу переспать с двумя? Знаю твой вопрос. Отвечаю сразу: драпай. Потому что контроля больше нет ни у тех, ни у других. Можешь подсказать тем, кого любишь. Не опоздай. Всё.
8
То, что началось на окраинах Москвы примерно в то же время, когда Настя пыталась понять, что ей сейчас делать и как, и продолжалось на протяжении нескольких часов, до самого утра, уже не только в отдалении от центра, но всё быстрее приближаясь к нему сразу по нескольким основным радиусам — то, что можно с достаточным основанием назвать погромом, никем не было ни задумано, ни вообще предусмотрено в таком виде, в каком осуществилось на самом деле.
Однако получилось так, что на сей раз всё почти с самого начала стало развиваться не должным образом.
Началось, пожалуй, с того, что организованные и доставленные к границам Москвы организации верноподданной молодёжи наподобие «Своих», «Юной гвардии», «Новой России» и прочих собственно в Москву попасть так и не смогли. Те, что подвозились автобусами, были вынуждены остановиться там, где дороги на подходах были преграждены московской милицией вместе с автоинспекцией. А поезда, начиная с электричек, на которых добиралась до города другая часть, останавливать не стали, но просто, один за другим, переводили на рельсы Окружной железной дороги, по которой они и принялись безостановочно кружить по открытой для них «зелёной улице», не давая никому возможности где-либо высадиться.
При этом возникли, конечно, немалые неудобства для тех пассажиров, что ехали в Москву не ради выступлений (о которых и слыхом не слыхивали), а по своим делам. Но то были всего лишь мелкие издержки, неизбежные (как знают политики и военные) при всяком крупном действии.
Таким образом, сразу в город привезенные не попали. Некоторое время они находились в нерешительности: следует ли немедленно атаковать остановившую их милицию или ждать, пока той не будут спущены сверху соответствующие распоряжения? Остановились на втором варианте — решили обождать и вступили в переговоры с милицией, настроенной, надо сказать, достаточно (по милицейским понятиям) доброжелательно. Тем более что число людей у московского рубежа естественным образом всё росло: уже не за счёт молодёжи, но благодаря тому, что подъезжали, а то и просто подходили всё новые люди, отряжённые, как мы знаем, по просьбе высоких властей губернаторами ближайших регионов, чтобы оказать безоговорочную поддержку президенту и выдвинутому им кандидату. Были среди подошедших и люди, никем не вызванные или приглашённые, но обладавшие прекрасным чутьём, вовремя уловившим приближение какой-то заварухи, на которую интересно хотя бы просто посмотреть, а то и поучаствовать, поглядывая при этом, что где плохо лежит. И это увеличение численности людей, которых уже почти можно было назвать осаждающими, говорило руководителям, что они поступили правильно: сила их всё более преобладала над милицейской, так что можно стало уже всерьёз думать о силовом прорыве.