Ре усмехнулся тому, что его приверженность старине на этот раз позволила ему оказаться в более выгодном положении, чем случилось бы с любым из коллег, окажись коллега на его месте. Ре не признавал компьютеров, какими пользовались все, кажется, известные ему литераторы, то есть, «железо» у него имелось, но он им пользовался главным образом для пасьянсов, работал же по-старинке, на портативной «Эрике», но больше всего любил писать от руки, на бумаге, вот так — чёрным по белому.
Выручила его предусмотрительность (возрастная, скорее всего): в заначке оказались три свечи, и что бы там ни происходило с энергетическими сетями…
Но тут в дверь постучали — совершенно неожиданно. Что, пошёл уже уикэндовский гость? Не ко времени. Черти бы их взяли… Хотя — может быть, помогут поправить настроение?
Пришлось идти отворять.
5
Москва была уже — рукой подать, поезд отщёлкивал подмосковные платформы, и кое-кто в плацкартных вагонах, да и в купе тоже, наверняка начал уже поднимать сумки и чемоданы на полки, готовясь к выходу.
Но здесь, в двухместном купе СВ (второе место свободно), ничего подобного не происходило. У Гущева всего багажа было — кейс с бритвой, пижамой и, конечно, ноутбуком и плёночным файлом с немногими, зато весьма важными бумагами. Самое главное было уже продумано: доклад о результатах поездки. За несколько дней Гущев успел посетить три области, обстоятельно поговорить с губернаторами и теми людьми, что непосредственно занимались подготовкой предстоящего похода на Москву, — и убедился, что всё было в порядке, команду на выступление можно дать в любой миг, как только власть сочтёт, что настал самый выгодный момент. Собственно, трудно было и ожидать другого: губернаторы являлись людьми не случайными, но назначенными сверху в соответствии с законом. Результаты осенних выборов их не очень смутили: местные законодатели сохраняли верность вертикали власти (либералы острили — «виртуали власти», но об этом им ещё придётся пожалеть), и воля центра будет выполнена — заверили Гущева — как военный приказ: беспрекословно, точно и в срок.
Конечно, Гущев не мог отнести всё это за счёт только лишь его личных усилий. Губернаторы привычны были есть из рук и служить на задних лапках. Но, как известно, печальный гонец — виновник неудачи, а приносящий добрую весть становится как бы её соавтором и потому обязательно поощряется. Нет, не зря он, Гущев, приложил усилия, чтобы оказаться замеченным сверху. Сейчас он размышлял именно об этом. И уже внутренне разогревал себя, приводя в эмоциональное состояние, нужное для хорошего доклада.
Но тут, когда Москва совсем уже рядом была, поезд вдруг остановился — не у платформы даже и не под семафором, а просто в чистом, как говорится, поле, густо поросшем дачными домиками, домами, особняками и даже дворцами — хотя, конечно, не самыми главными: всё же элита селится не на Казанке.
Гущев ожидал, что через минуту тронутся. Через пять он начал злиться. Пошёл к проводнику. Рабочего времени оставалось час с небольшим, а он рассчитывал ещё сегодня войти в обстановку, чтобы с утра быть в полной боевой. Но у проводника спросил, оставаясь с виду спокойным:
— Что — у машиниста перерыв на ужин? Чего стоим-то?
И в ответ услышал:
— Тяги нет. Тока.
Опять вечный Чубайс с его хозяйством…
— И надолго это?
— Нам не докладывают, — сказал проводник. — Ужин не желаете заказать? Вагон уже закрыли, а сюда принесут.
Но об этом сейчас и думать не хотелось. Кусок бы в горло не пошёл: хотелось двигаться, действовать, как-то разрешить ситуацию.
— Платформа тут далеко?
— Отсюда? Минут пять, не более… если дадут ток.
— Пешком! Пешком, я имею в виду!
— Наверное, за полчаса дойдёте — человек вы молодой, кладь лёгкая…
Гущев поколебался ещё с минуту. Попросил:
— Откройте, пожалуйста, выход — хочу сориентироваться.
— Отчего же, пожалуйста.
Он выглянул из открытой двери. Темнело быстро. Несколько дач угадывалось не очень далеко. И все — тёмные. Ни одно окно не светится. Хотя нет… Вот в одном… в двух домах появился свет. Слабый, едва угадываемый.
Хотя нет… Вот в одном… в двух домах появился свет. Слабый, едва угадываемый. Никак не электрический. Свечи жгут — кто догадался запастись. Гущев стал вглядываться влево, по ходу поезда. Туда, где, в общем, следовало быть Москве. Погода была облачной, и сейчас уже, пожалуй, в той стороне можно было бы, всмотревшись, уловить всегдашнее зарево большого города, отражение от облаков великого множества светильников. Зарево и в самом деле было. Сразу отлегло от сердца.
Однако просто невозможно сидеть в вагоне и ждать, когда наконец дадут ток, когда Москва — вот она, и там надо оказаться как можно скорее, раз уж Андрей так заторопил.
Тут сразу за полосой отчуждения — дачные домики, они сейчас ни к чему. А слева, подальше — яркие огни. Движущиеся. Фары. Судя по интенсивности движения, шоссе.
Гущев вернулся в купе. Взял кейс. Внезапно свет зажёгся, и он вздохнул было с облегчением. Но тут же понял: не то, не то. Бригадир поезда включил освещение от аккумуляторов. Чтобы хоть немного приободрить пассажиров. Но этого надолго не хватит. Вышел, попрощался с проводником, спустился на землю, сошёл с полотна и двинулся по прямой — туда, где огоньки уносились в сторону Москвы, а вот оттуда (пришло ему в голову) ни одного вроде бы не было. Хотя нет — один или два проехали, но не сказано, что это московские: тут и местного движения хватает.