Одним словом, в подругах ходила эта кружка, в наперсницах, пользовалась полным доверием и его оправдывала — пока вчера неожиданный порыв ветра не взмахнул гардиной, словно чёрным крылом провозвестника зла, и не смёл старую подругу со стола на пол. Не была кружка ни музейной, ни даже из знатного какого-нибудь сервиза, но за двадцать-то лет привыкаешь к вещи, она пропитывается тобой, становится частью тебя самого, и расставание с нею переживаешь всерьёз.
Лопатка была воткнута тут же, рядом; человек постоял ещё с минуту, печально склонив голову, чувствуя, как разъярённое солнце наваливается всё сильнее.
Мысли текли медленно, лениво, нехотя — потому, наверное, что день (если находишься в тени) выдался очень уж приятным: солнечным, безветренным, мирным. В такие дни хочется чувствовать, а не размышлять. Ничего — от этого жизнь становится только интереснее. Это не значит, что — лучше. Разные вещи. Особенно в двадцать нашем первом веке…
Слово «век» было ключевым. Сразу поворачивало мысли в определённом направлении, как лошадь, зачуявшая конюшню. А за ним так же непроизвольно выскакивала цифра 200.
Двухсотлетний цикл, да. Магия чисел всегда была привлекательной.
Двести лет тому назад — что? Наполеон в Москве. В Кремле. Недолго, но был.
Ещё двести: поляки — и примкнувшие к ним — всё ещё в Кремле. Тоже ненадолго. Но тоже — были.
Глубже закономерность, похоже, не просматривается. Ну, и не надо. Важно другое: сохраняется ли она и по сей день?..
Тут мысль сбилась. Потому что в поле зрения оказался кто-то, в это мгновение входивший с улицы через калитку. Человек был здешний, знакомый, хотя и не близко. Постоянно обитавший в бревенчатом зимнем доме, третьем справа за углом. Нуте-с, с чем таким его принесло?
Встретились на полпути к дому. Поздоровались за руку. Хозяин вежливо улыбнулся, гость оставался серьёзным. Заговорил без предисловий:
— Сосед, калаш не нужен? У меня лишний оказался.
Заговорил без предисловий:
— Сосед, калаш не нужен? У меня лишний оказался. Новенький. Ещё в складской смазке. Два рожка в придачу. Много не запрошу. Ты пока в патруль не ходишь, понятно, это — пока тихо. Но ты же сам чувствуешь…
Предложение могло показаться неожиданным. Но жизнь давно уже отучила если не удивляться, то во всяком случае выказывать удивление.
— Калаш, значит? — переспросил хозяин, выгадывая время, чтобы собраться с мыслями. — А зачем он мне?
Тот усмехнулся:
— Время такое: может и пригодиться. Вдруг.
— Думаете, что-то такое может случиться?
Продавец — звали его Данилычем, Ре вспомнил — только покачал головой:
— Вы, можно подумать, на другой земле живёте…
— На земле-то на той, но, знаете… газет не читаю, надоело враньё, телевизор тоже не смотрю.
— И правильно. Но вокруг-то — видите, что делается? Все оборзели до предела, пока не дашь на лапу — и слушать не станут, а хапают всё больше, и никто им не препятствует — потому что чем выше сидят, тем больше берут, на верхах друг другу глотки грызут, чтобы побольше себе урвать. И врут напропалую. «Реальный уровень жизни поднимается!». У них — поднимается, это точно. А у нас? Полгода, год — и снова цены скакнули так, что не дотянешься. На всё! Выморить нас, что ли, хотят, чтобы потом всё американцам продать? Слыхали, кто-то сказал, умный: в России должно жить миллионов тридцать, чтобы обслуживать нефть и газ, а другие люди ей и ни к чему. Значит, что? Сто с хвостиком миллионов надо уморить, вот это и делают. Но только это ещё посмотрим — кто кого… — И, совсем приблизив рот к уху старика: — Есть слух — будет в Москве массовая демонстрация, как бы в защиту президента от его врагов. Значит, жди: эти самые враги тоже выставят своих. Враги-то его где? Да всё там же, в Кремле. И вроде бы народ пошлёт свои отряды в Москву — для поддержания порядка, чтобы не войсками это делать и не омоном, а как бы массами. Ну, а мы что? Мы — пойдём! Мы им там наведём порядок, уж такой порядок… Так что хорошая снасть любому пригодится, и вам тоже.
Каким было время, Ре понимал и сам. Наверное, даже раньше других понял. И потому всё, чем следовало обзавестись, у него уже было запасено. Не один только калаш. Но рекламировать этого не следовало.
— Я прямо сейчас могу показать, — предлагавший сделку гость с некоторым нетерпением вернул хозяина к действительности. — Как решаем? Только думай быстро, мы с тобой не президенты, нам торопиться надо. Есть слух, что тут скоро та ещё каша заварится, кто побогаче, скоро танки покупать станет…
— Спасибо за заботу, Данилыч. Но мне ни к чему. Возраст, знаете ли.
Данилыч, казалось, хотел ещё что-то сказать — крутенькое. Но сдержался. И проговорил только:
— Ну, моё дело — предложить. Бывайте, значит.
Повернулся и пошёл к воротам. Ре глядел ему вслед, пока Данилыч не оказался на улице, калитку аккуратно затворил за собой.
Что-то творится с погодой, что-то творится.
С погодой ли только?
Если бы. К погоде мы привыкли ко всякой, даже и к очень скверной, и совсем не по сезону. Тут — железное оправдание-утешение: сие от нас не зависит.
С погодой никакие Лёньки Недуловы не справятся. Да и те, кто сидит повыше, — тоже.