Ну вот, стоило только вспомнить о воде, сразу захотела пить. Ужас, да и только. Говорят, что некоторые народности употребляют в пищу кровь животных. Интересно, а птичья подойдет? Я с вожделением уставилась на стервятников. Птички явно забеспокоились от моего пристального внимания.
— Цыпа-цыпа-цыпа! — проворковала я.
Не купились. Умные, заразы.
36
На горизонте замаячила фигура всадника. Мираж, что ли? И чего только не привидится усталому обезвоженному организму! Но огромный фонтан или озеро пришлись бы более кстати. На худой конец, бочка холодного квасу. Я мечтательно зажмурилась и облизнула пересохшие губы. К величайшему сожалению, даже миражи мне являются совершенно нетрадиционные. Я вновь вперила взгляд в горизонт, приставив ладонь ко лбу, как импровизированный козырек от вездесущего слепящего солнца. Так и есть — всадник. Впрочем, это еще не значит, что он не глюк.
Эскорт из двух грифов заметно обеспокоился. И чем их мираж не устроил? С сиплыми воплями птицы предприняли очередную попытку моего досрочного поедания. Чинимый произвол пернатых тварей возмутил меня до глубины души. Можно сказать, ранил в самое сердце. А я-то думала, что мы подружились. Какое коварство!
Одна тварь спикировала вниз и приземлилась, взбив лапами песок. Несколько секунд вокруг нельзя было не только ничего разглядеть, но и ничего вдохнуть, а единственными звуками были дружное чиханье и мои сдавленные ругательства.
Наконец пыль стала оседать, не явив мне ничего утешительного. Птицы атаковали слаженно, одновременно с двух сторон. Если бы не меч, украшать бы мне скучный пустынный пейзаж своим чисто обглоданным черепом. Птицы раззявили зубастые клювы в попытке дотянуться до глупой добычи, сопротивляющейся им из чисто природной вредности. Я парировала выпады хищниц как умела — слабо и неудачно. Щелчок массивного клюва. Бок обожгло, а у одной птички остался изрядный клок многострадальной футболки. Я пригорюнилась. Одежду было жаль.
— А себя? — не преминул заметить меч.
«А себя-то более всего», — тихо вздохнула я.
— Значит, я могу действовать? — осторожно предложил Ахурамариэль.
Черт с тобой, давай! В конце концов, какие у меня варианты? С одной стороны, весьма сомнительная честь накормить совершенно незнакомых пернатых собственной плотью. Что вовсе не хотелось делать. С другой — покрошить этих хищниц в капусту. Второй вариант все больше нравился. А, ладно! Гулять так гулять!
Меч издал нечто подозрительно напоминающее сдавленный смешок, и я с удивлением услышала собственные слова:
— Ну все! Молитесь, если умеете.
Они не умели. Я так и знала. Моя улыбка сильно смахивала на волчий оскал.
Сдается мне, что волки скалятся гораздо дружелюбнее.
Клыкастый клюв твари щелкнул так близко, что щеку обдало смрадное дыхание падальщика, но меня там уже не было. Стремительный кувырок через голову в опасной близости от когтистых лап, и меч вошел в живот как в масло. Птица издала пронзительный крик, серповидные когти взрыхлили песок, но я успела откатиться в сторону. Тварь завалилась на бок. Что-то хлестко свистнуло в воздухе, и арбалетный болт навылет прошил крыло другой. Хриплый вопль боли, и вторая птица бросилась наутек, оставляя во мне странное разочарование быстротечным боем.
— Ну вот. Нечестно. Только начали…
— Приветствую тебя, прекрасное дитя. — Бархатный баритон заставил подпрыгнуть от неожиданности.
Я заозиралась вокруг, чтобы понять, о каком дите идет речь. Но никого, кроме себя и подозрительно знакомого рыжего типа на прекрасном тонконогом жеребце, не обнаружила. К седлу был привязан на аркане неудачливый воришка. И тут бедняге не повезло. Хотя держался эльф с достоинством перворожденного, словно это его любимый способ путешествовать.
— Скажи мне, дивный цветок пустыни, ты часто гуляешь здесь одна?
Это он обо мне?
— А ты что здесь делаешь? — требовательно вопросила я.
Рыжая бровь мужчины удивленно изогнулась.
— Еду мимо, — предложил он свой вариант развития событий.
Ну сказанул… Какова вероятность встретить посреди пустыни эльфа?
— А это не эльф, — спокойно поправил меня Ахурамариэль.
«А кто? — удивилась я. — Просто прохожий?»
— Ты спутала его с Тирандерелем.
«С кем? — опешила я. — А это еще кто?»
— Как кто? Ну тот, рыжий, который обратил тебя рысью.
«Я совершенно запуталась. А это тогда кто?»
— Его отец, разумеется. Не веришь? Приглядись к ушам.
Как ни странно, я не стала вступать в долгие дискуссии, а просто последовала совету. Хм. Уши как уши. Аккуратные. Можно сказать, симпатичные.
— Вот именно, — согласился меч. — А у эльфов ушки заостренные.
Точно! Ну надо же! Я и забыла. Минуточку, значит, отец этого самого Тирандереля — демон?
— Ага.
Ничего себе… Я кокетливо потупилась. В конце концов, не каждый день меня называют дивным цветком пустыни. Пусть даже комплимент в устах демона — вещь весьма сомнительная. И как этого Тирандереля угораздило обзавестись отцом из другого мира? Он что, тоже наведывался к Дельфициусу?
— Все гораздо прозаичнее, — хмыкнул клинок. — Его мать, прекрасная Ларрандиэль, полюбила демона, чем опозорила свой род. Тирандерель родился от этой постыдной связи. Отец Ларрандиэль предложил любимой и к тому же единственной дочери отказаться от ребенка и вернуться в лоно семьи. Но она предпочла изгнание.