Если подходить к проблеме координации прошлого с философской точки зрения, то в таком вмешательстве есть много сомнительных моментов. Главный из них, кто и с какой целью проводит и направляет общую политику. Возможности такого человека или группы людей, становятся безграничными. В моем случае, никакого диктата, даже просто программы или направления оговорено не было. Я был волен делать все что заблагорассудится, однако, думаю, только до того момента, пока наши взгляды и интересы совпадали. Возжелай я, пользуясь своими возможностями, стать мировым диктатором или хотя бы национальным тираном, вполне возможно меня сразу бы остановили.
Но, опять-таки, повторюсь, все это только мои предположения. Никаких контактов с советом, как его назвала Ульяна, у меня здесь не было. Если не считать случайную встречу с лешим. Поэтому, требовать, чтобы меня вернул домой незнакомый оператор, я не мог. Это могло оказаться не в его компетенции.
— Клевая здесь полба! Суперовская! Давно не ела с таким кайфом, — довольным голосом сообщила Ульяна, выходя из трапезной. — Задолбали меня консервы, сплошная химия!
— Послушай, от кого ты нахваталась таких слов? — спросил я, уже не очень удивляясь новшествам в ее лексиконе.
— А что тебе не нравится? — удивилась она, — Говорю нормально, как все.
— Ты хоть знаешь, что такое химия?
— Конечно, знаю, за кого ты меня держишь?
— И что это такое?
— Да так, всякое дерьмо.
— Понятно. Леший сильно расстроился, что его отозвали?
— Чего сделали? А, ну, да, расстроился, только ему уже было не по кайфу в болоте тусоваться.
— Прекрати нести ахинею, — рассердился я, — говори нормальным языком. То же мне продвинутая герла!
— Ну, чего ты сразу обзываешься, никакая я не гёлла.
Конечно, дедушка переживал, мы с ним родными стали. Он меня внучкой звал…
Ульяна отвернулась и смахнула слезу.
— Ладно, будет тебе. А этот новый, Юстас-Алексу, кто такой?
— Юникс? Ну, не знаю, сказать, что совсем полный отстой, не могу, — опять начала манерничать девчонка, — но, замутить может…
— Ты можешь нормально говорить, — рассердился я, — я тебя не понимаю!
— Ну, парень, как парень, только немного чудной, то ничего, а то словно юродивый. Одним словом, тормоз.
— А почему ты от него сбежала? — прекращая бороться за чистоту русского языка, — спросил я.
— Потому! Пусть не воображает! А то он только и может, что мозги парить и оттопыриваться!
Я хотел, было снова наехать на девочку, но подумал и решил, что делать это совершенно бесполезно. От словесной лихорадки спасения нет, нужно ждать, когда она пройдет сама собой.
— Мне нужно туда попасть, — сказал я, — сам попробовал пробраться, но не нашел дорогу. Сможешь проводить?
— Сегодня? — вскинулась Ульяна. — В таком виде?!
— Нет, после похорон. Послезавтра похороним здешних помещиков, после этого я буду свободен. Со мной пойдут девушка, и если захочет, собака. Ты ее уже видела.
— Какая еще девушка? Там только девок не хватает! Небось, красивая? — завистливо спросила она.
— Ну, что ты, куда ей до тебя!
Комплимент Ульяне понравился, она потрогала подбитый глаз и улыбнулась:
— Ты меня еще в новом твидовом сарафане не видел! Дедушка на добрую память справил! — сообщила она, подкатив глаза, и повела плечами, демонстрируя, какое потрясающее впечатление производит. — А зачем ты девку с собой берешь? Или тоже из ваших?
— Нет, она здешняя, — неохотно ответил я, сам до конца не понимая зачем тащу с собой Марфу. — У нее… Вернее, сказать, ей грозит опасность, ну, в общем, так получается, — начал мямлить я.
— А какие сапожки подарил! Эслю, нет, эклю…
— Эксклюзивные? — подсказал я.
— Во-во, эслюзипная ма, мо…
— Модель?
— Ага, модель от какой-то фаби… баби, ну, в общем, от какой-то бабы. Ты бы посмотрел, из какой они кожи сшиты!
Вот будет радость археологом, если они найдут в слоях семнадцатого века остатки твидового сарафана и женские сапоги на высоком каблуке с супинатором! — подумал я.
— А еще…
— Погоди-ка, — ушел я от бесконечной темы нарядов, — Когда ты стрельцам попалась? Давно?
— Не, той ночью поймали. Я всю ночь шла, притомилась, легла отдохнуть, и тут они на меня наткнулись. Проснуться толком не успела, как они, уже тут как тут, и цап-царап! Один, я тебе его покажу, теперь-то он грустный ходит. Хвать меня и в кусты поволок, ну а я на него такую грусть навела…
Ульяна неизвестно чему засмеялась. Надо сказать, что к концу восемнадцатого века когда я с ней встретился первый раз, она стала значительно серьезнее.
— Вместо того чтобы придуриваться и мужиков портить, отвела бы стрельцам глаза и шла своей дорогой! Развлечений тебе не хватает!
— Ага, сам вдвоем со стариком на болоте пожил бы, тогда бы не так запел!
— Можно подумать, до этого ты в Париже жила! А стрельца ты все-таки расколдуй, у нас и без вашего женского колдовства, с демографией большие проблемы.
Само собой, из того, что я сказал, Ульяна почти ничего не поняла, но частично расколдовать сластолюбивого стрельца пообещала.
Пока мы разговаривали, к нам подошел мой бывший проводник Иван Степанович. Со времени вчерашнего народного бунта я его не видел, замотавшись с делами, не вспоминал и теперь, встретив, ему обрадовался. Мы поздоровались. Ульяна при мужском разговоре присутствовать не захотела, и отправилась заниматься своей покорябаной внешностью. Мы же с крестьянином отошли в сторонку, и присели возле забора на бревнышке.