Юродивый

— Банька есть, как баньке не быть, — с видимым удовольствием, потирая руки, ответил батюшка, — Сейчас же прикажу работнику истопить!

Он тут же заторопился во двор, а я остался наедине с женщинами. Подштанники у меня все еще просвечивались, что меня смущало, и я попытался сесть так, что бы юные девицы не могли изучать на мне анатомию. Однако они как бы невзначай переместились так, чтобы не терять меня из виду. Правда, делали это не нарочито, случайно блуждая взглядами по бревенчатым стенам избы, не забывали останавливать любопытные взоры и на мне. Матушка была откровеннее и таращилась напрямую, не скрывая явного интереса. Мне это скоро надоело и я процитировал вспомнившуюся фразу из какой-то старой книги, причем ни к селу, ни к городу:

— Овсы то нынче, говорят, задались!

— А ты, божий человек, летать не умеешь? — так же не к месту, спросила попадья.

— Летать? — сбился я. — Нет, летать я не умею, зато умею ходить!

— Ходить! — в один голос ахнули поповны. — Это как, ходить?!

— Ногами, — нерасчетливо ответил я, что дало дамам возможность с полным правом уставиться на мои ноги и не только на них.

— Ну, как все ходят, так и я хожу, — ответил я, вновь меняя позу.

Меня такое откровенное разглядывание начало порядком раздражать. Я даже начал понимать женщин, которым постоянно пытаются заглянуть под юбки и за пазуху. Однако возражать было не совсем уместно.

Однако возражать было не совсем уместно. Я сам явился в таком виде, так что нельзя было винить кого-то кроме себя. У меня получалась, так называемая, сексуальная провокация. Да и выходить из образа юродивого было опасно. Однако когда она наклонилась ко мне совсем близко, да еще близоруко прищурилась, чтобы лучше видеть, не удержался и спросил попадью:

— Нравится? Может совсем снять подштанники?

— Как хочешь, божий человек, — тотчас ответила она, — тебе все дозволено!

— А в баню со мной пойдешь? — начал наглеть я.

— Коли прикажешь — пойду, — смиренно ответила она.

— И дочек с собой возьмем?

— На все твоя воля…

— А что на это батюшка скажет?

— Батюшка только сердцем возрадуется! — совсем неожиданно ответила она.

Тут я совсем перестал понимать, что происходит. На блудливую козу матушка не походила, хотя интерес ко мне был у нее совсем не безгрешный. Оно и понятно, молодая женщина при старом муже. Всем мы живые люди. Однако вести в баню вместе с юродивым дочерей, было перебором. И главное, было непонятно, почему этому должен возрадоваться священник.

Батюшка все не возвращался, одеяние мое немного высохло, так что пялиться на меня больше не было смысла и обстановка как-то начала разряжаться, Мне очень хотелось разговорить женщин, но как это ловчее сделать, придумать не мог. Попробовал, было, узнать, отчего на сельской улице собралось столько народа, но попадья, удивленно на меня посмотрела и ответила:

— Как же им не собраться в такой-то день!

Выяснять, чем этот день отличается от остальных, я не стал, решил пустить дело на самотек, и поступать по обстоятельствам. Наконец женщины устали меня рассматривать и сели рядком на лавку у противоположной стены. Матушка поместилась посередине, дочери по краям. Вскоре просто сидеть девушкам наскучило, и они начали перемигиваться, перебрасываться короткими репликами, хихикать, словом, вели себя, как обычно ведут девчонки, когда хотят привлечь к себе внимание. Мать недовольно на них шикала, но они не унимались, тогда она решила найти им занятие и спросила меня:

— Может перед банькой закусить желаешь?

Я после Евлампиевых пирогов был сыт и отказался.

— Может курного винца выпьешь? — подумав, предложила она. — У меня вино хорошее, на лесных травах настояно.

Предложение было более чем своевременное. Водка поможет снять напряжение, к тому же после многочасового холодного небесного душа, мне не мешало принять превентивные профилактические меры против простуды. Однако я для вида отказался:

— Неудобно пить без хозяина, батюшка вернется, тогда и выпьем.

— Так он только завтра вернется, что же мы ждать то будем! — как-то нарочито спокойно сказала матушка.

— То есть как это завтра! — нервно спросил я, невольно вставая с лавки. — Он же пошел приказать баню истопить!

— Так, поди, и приказал. Отец Константин большое понятие имеет. Ты даже не сомневайся, Панкратка все выполнит в лучшем виде.

— А сам то батюшка куда делся?!

— Поехал в Ивантеевку к тамошней старухе-барыне, она за ним еще утром гонца прислала, — ответила матушка, глядя на меня слишком честными глазами. Девушки разом прыснули в кулачки и мать, отвлекшись от разговора, принялась их воспитывать.

Мне же в голову полезли совсем непотребные мысли, уж не попал ли я в ловушку. Только непонятно было к кому и зачем.

Только непонятно было к кому и зачем.

— Марш в погреб, несите, что я велела, — кончила разборку матушка и отправила дочерей заниматься хозяйскими делами.

На какое-то время мы остались вдвоем. У нее сразу же поменялось настроение. Вернее будет сказать, она как-то притихла и больше не смотрела на меня так плотоядно как раньше. Я продолжал стоять и безо всякого умысла прошел несколько шагов по избе. Матушку это явно испугало, и она, будто невзначай, отодвинулась от меня подальше. На счастье уже возвращались дочери, и она успокоилась.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104